Иосиф Халифман - Четырехкрылые корсары

Какая удивительная сноровка!

Насекомые действуют подчас с лихорадочной быстротой. Если пытаться вести учет времени, успеваешь делать только одно- или двухбуквенные значки, каждый из которых означает целую процедуру: для расшифровки же их требуются многострочные разъяснения. Не случайно — замечу сейчас — появились в записях Вагнера и Малышева буквенные коды, похожие на алгебраические знаки.

На одиннадцатый день оса № 1 не вернулась из очередного полета, и жизнь гнезда замерла. Личинки погибли. Гнездо № 2, однако, продолжало жить и расти. Основательница не прекращала трудов.

Но не повезло и ей.

К вечеру восемнадцатого дня жизни гнезда № 2 собралась гроза. Леша вернулся с пасеки раньше обычного и недалеко от вагончика возился в палатке, громыхал пустыми коробами ульев, потом рубил гнилушки. Мне все было хорошо слышно.

Не слышал я только жужжания осы № 2, которая где-то задержалась. В ячеях ее гнезда личинкам уже подходило время окукливаться. Конечно, они не застынут, если останутся одни, даже если ночь будет прохладная, но все же лучше мамаше быть в такую пору при детях.

Они появились в вагончике почти одновременно: уставший после долгого дня Леша — он пошел в дверь, и оса № 2 — она влетела в окно. Видно, и она устала. Влетела в окошечко, пронеслась к летку гнезда под потолком, но, похоже, не рассчитав, промахнулась, ударилась о холщовый верх, как не раз уже бывало, рухнула на пол.

Обычно после этого оса быстро приходила в себя, вновь взлетала, отдыхала на оболочке и входила в леток. На этот раз получилось иначе. Она рухнула на пол, а Леша наступил на нее. Я не успел и крикнуть. Так оборвалась жизнь гнезда № 2, из ячей которого молодые осы тоже не успели вывестись.

Через несколько дней оба бумажных вилочка были под ножку срезаны и положены на стол рядом. Одно гнездо оказалось голубовато-серым, второе — серо-желтоватым.

Каждый листок оболочки от начала до конца был окрашен ровно. Можно думать, осы добывали строительный материал из разного сырья, но каждая постоянно из одного и того же. Когда второй лист оболочки достраивался и нижним краем выравнивался с первым, осы принимались убирать первый, внутренний слой оболочки. Они срезали этот лист снизу, постепенно пробираясь вверх. Освобождавшаяся строительная масса обращалась на текущие строительные работы, что тоже объясняет ровность окраски.

Убирая первый слой оболочки, оса расширяет внутренний диаметр гнезда, понемногу освобождает пространство для расширения сота. Здесь снова можно усмотреть что-то вроде предусмотрительного учета перспектив возможного развитии. Возможного, но не состоявшегося, причем тут уж явно не по вине осы № 2.

Вот строки, которыми заканчивались записи в старой тетради:

«Нога, уложившая меня на три недели, благодаря чему я и мог наблюдать ос на закладке гнезд, пришла в норму. Хотя мои осы погибли, гнезда их замерли, я все же не зря провел время. Вряд ли мне удалось чем-нибудь обогатить науку, но, несмотря на все неудобства, с какими были связаны прошедшие дни, я стал свидетелем и очевидцем маленьких событий под настенной полкой и на балке под брезентом.

Пусть ничего нового для науки я не добыл, но важное открытие для себя сделал. Я узнал, как делается наука, убедился, что человек, желающий стать рядовым науки, в любых условиях может осуществить свое желание. Надо только « не шутя захотеть », как писал Рулье».

О трех осоведах, из которых два пришли к осам от пчел, об одной осе с почти пчелиной биографией и о том, как зачинается гнездо шершня восточного

Читателю, который не забыл рассказ о тех опытах С. И. Малышева, где для изучения топографической памяти перепончатокрылых они промораживались в снегу, может, запомнилась фамилия П. И. Бахметьева? Это был ученый разносторонне талантливый и человек удивительной судьбы.

Его заслуженно считают одним из основателей и зачинателей биофизического направления в исследовании живого. Этот сын русского крестьянина, рожденный еще во времена крепостного права, уже став ученым, оказался на болгарской земле и здесь совершил не менее важный для науки подвиг: помог болгарским друзьям создать и открыть первый в освобожденной от гнета иноземцев стране столичный Софийский университет.

Болгарская Академия наук организована была много позднее и опиралась уже на несколько научных институтов, в их числе и на зоологический с музеем естественной истории, начало которым тоже положил Бахметьев. Об этом институте и музее следует напомнить еще и потому, что тут работает доктор Нено Атанасов, досконально знающий всех жалоносных насекомых, какие водятся на востоке Балканского полуострова, в первую очередь, разумеется, в горах, в долинах и на планинах Болгарии. Сотни видов зарегистрированы ученым, в десятках мест он произвел полные переписи осиного населения.