Сергей Гончаренко - Уроки добра

— Старик, иди сюда!

Хамит-ага медленно подошел к боевику. Лани, как прилипла к его ноге.

— Это ты приходил с собакой к нам? К Кянды???

— Я.

— И что? Она родила???

— Да.

— Веди. Покажешь…

Старик повернулся и махнул рукой, показывая куда нужно идти. Боевики, заканчивавшие засыпать могилы, оглянулись и понимающе закивали. Кифаятулла, Гасабкули (в душе моля Аллаха, чтобы выстрелы никто не услышал) и остальные боевики повернулись и последовали за стариком.

Сквозь прицел «дальнобойного» армейского бинокля за ними наблюдали три пары глаз. Они видели все и всех. Их и в самом деле привлекли выстрелы и теперь им было все понятно…

Этьен все-таки добежал. Он едва мог говорить. Да и то по-английски или по-французски… Ну, кто его мог понять??? Да, практически, никто! Только когда он смог отдышаться и стал говорить как для детсадовских детей: медленно, внятно, раздельно, — его начали понимать… Но что нового он мог сказать?

И так уже всем все было ясно. Даже больше того. Роте Верхова уже было известно: и о его пленении, и о предполагаемом месте ночлега группы Кифаятуллы, и о количестве боевиков. И не было в роте бойца, который не отдал бы все, что имел, включая жизнь, да, нет, сто жизней, за командира!!!

Разработка операции не заняла много времени. Было ясно, что атака и освобождение пленных должны быть осуществлены этой ночью. И только этой ночью, ибо назавтра неизвестно куда уйдут боевики. И что сделают с пленниками… А что долго живыми их держать не будут — это ясно. Как и ясно, что Верхова будут мучить так, что…

План операции ясен: расход по периметру, снайперы вперед, после общей команды «огонь» — огонь на поражение и дальше — группы захвата в места, наиболее вероятного нахождения (содержания) пленных… Верхова забирать только живым!!!

Ооновец просто выходил из себя. Ну, дикари! Почти как эти бандиты… Его просто никто в грош не ставил… Этьен изо всех сил старался быть полезным и его крайне обижало спокойное пренебрежение со стороны десантников. Он настаивал на участии в операции и говорил, что это для него уже единственный достойный выход, и что он должен доказать, что он не трус, и что он ни за что бы не оставил своих, и что…, что он просто жить не сможет дальше, если сейчас не пойдет спасать своих… Но кто его слушал…? Вернее, кто к нему прислушивался? Ценность его участия в войсковой операции — ноль, а и то, что он почти единственный из состава рабочей группы Миссии ООН остался в живых, делало его жизнь ценней десятикратно… Нет. Он останется на базе. Завтра, в это же время, он сможет обнять своих друзей. Тех, кто останется живым… Все.

Как старик ни протестовал, пленных бросили в сарай. Эндрю привязали к задней стенке, рядом с ним привязали Вара. Просто потому, что присутствие Вара связывали с Верховым. Никто не подумал, что это собака Эндрю… Верхова примотали к стене сарая ближе всех к выходу. Боевики даже не подумали о том, что мать щенков — свирепая Лани — сама может расправиться с пленниками. Они вошли в сарай (Кифаятулла, Гасабкули и еще пару бойцов), посмотрели на щенков, а те, как нарочно, были похожи на Кянды… и вышли прочь.

— Отдашь мне лучшего…, этого… — только и сказал Кифаятулла, показав на одного щенка.

— Я так и собирался…, — ответил старый Хамит-ага, — закон…

После этого в сарай затащили пленных и привязали там. Понимая, что им угрожает серьезная опасность от Лани, старик отправил внука к ней в сарай на ночь. Зия молча повиновался. В сарае было темно и Зия привел Лани к щенкам, не отпуская с поводка. Там он привязал ее так, чтобы щенки могли легко добраться до нее, а она не смогла бы освободиться и прикончить пленных. И особенно собаку…

Верхов посмотрел на мальчишку и затем спросил:

— Как тебя зовут?

Зия молчал.

— Как тебя зовут, сынок? Я ведь тебе не враг. И ничего плохого вам не сделал… Если ты веришь в Аллаха, то должен знать о законах гостеприимства…

— Зия.

— Старик тебе кто?

— Дед.

— Собака ваша?

— Да.

— А почему Кифаятулла пришел смотреть щенков?

— Их отец — его собака. Была, — он уже знал о том, что случилось с Кянды.

— А-а-а.

Верхов не стал дальше допрашивать мальчишку, обернувшись к Эндрю. Тот по-прежнему был в трансе… Верхову было понятно состояние Эндрю. Он и сам, увидев отрезанные головы ооновцев, осатанел, но сказалась его привычка к боям, к неизбежным потерям… Ему помогал какой-то трезвый фатализм… Десантник задумался о том, как бы успокоить Эндрю… и потом тихо, но внятно и нараспев произнес по-английски: