Вячеслав Пальман - Восточный кордон

Самур чувствовал: надвигается неспокойная ночь. Все это было в его жизни не один раз. Он знал глухие ночи, былые схватки с волками, которые только и ждут тумана, чтобы призраками смерти выскочить к какому-нибудь табору молодняка, привезённого из степей в горы.

Туман все густел и задёргивал пространство ровной пеленой, уже плотной, но ещё не высокой, так что Самур мог смотреть поверх него. Хозяин, уставший за день, все спал.

Самур обошёл палаточку, приткнутую около заросли черно-зеленого падуба, обнюхал кирзовые сапоги, заметил ложе карабина, торчавшее из-под руки, и, не удержавшись, тихо заскулил возле лица хозяина, накрытого куском сетки.

Егор Иванович открыл глаза, сбросил сетку и несколько секунд лежал молча, соображая, где он и что происходит.

Самур ещё раз нервно зевнул и проскулил так, что хозяин не мог не понять его нетерпеливой просьбы: овчар просился на волю.

Но лесник не спешил отпускать собаку. Он сел, вытер ладонями влажное лицо, откровенно зевнул и только тогда заметил, как потускнело все вокруг, пленённое густым туманом. Это означало, что задуманная операция уже не удастся: в трех шагах ничего не видно.

Вчера, блуждая по лесу на границе заповедника, он услышал два смятых расстоянием выстрела.

Они шли по склону лесного хребта до полной темноты, пробираясь ближе к месту, где прозвучали выстрелы. Потом, не зажигая костра, поспали часа четыре и с первым проблеском зари снова очутились на ногах. Егор Иванович достаточно изучил повадки браконьеров. Хищники охотились именно в этом районе, недалеко от высокогорных пастбищ. За мясом, конечно, придут только к вечеру, когда убедятся, что все тихо. Решив перехватить браконьеров с поличным, Егор Иванович скрытно устроился на возвышении, откуда просматривались подступы к лесу, и проспал послеобеденное время, приказав Самуру никуда не отходить. Он надеялся, что вечер принесёт ему успех. Но туман спутал карты. Даже если в десяти шагах пройдут — все равно не увидишь.

Самур не спускал с хозяина вопрошающих глаз. Егор Иванович закурил, несколько минут сидел, раздумчиво поглядывая вокруг и все более убеждаясь, что поиск его ни к чему не приведёт. Потом сказал:

— Иди повоюй. Я тут останусь.

Самур, как и подобает выдержанной собаке, вильнул пушистым хвостом, что означало благодарность, поднял тяжёлую квадратную морду и хорошенько обнюхал верховой воздух. Дополнительных указаний от хозяина не последовало. Тогда овчар лёгкой рысью пошёл по пригорку и скоро скрылся в тумане.

Егор Иванович отправился за валежником. Принёс одну охапку, вторую, потом два сухих обломка, вынул из ножен тяжёлый тесак, настругал щепы и сложил ветки шалашиком. Но прежде чем зажечь огонь, он ещё наладил сошки и повесил над костром начищенный до серебряного блеска котелок с водой. Порывшись в рюкзаке, достал кусок вяленого мяса и мешочек с пшеном. Это ужин. Для обоих.

Туман завладел возвышенностью и пронизал лес. Все вокруг сделалось похожим на зыбкое подводное царство.

Впереди была долгая ночь. Спать уже не хотелось. Егор Иванович съел половину густого кулеша, остальное с куском говядины выложил на два огромных лопуха, отошёл к ручейку и чисто вымыл и вычистил посуду. Потом не торопясь сделал круг у места ночлега, словно интересовался, как выглядит бивуак со стороны, прислушался и только тогда успокоенно лёг на ветки, покрытые плащом, и достал книгу. Красный свет костра поиграл на обложке кирпичного цвета, позолотил имя автора: «И.Бунин» — и трепетно осветил развёрнутые страницы.

Природа наградила Самура необыкновенно пёстрой шерстью. Хотя и говорили, что есть в овчаре толика волчьей крови, серый цвет проглядывался лишь по животу и ногам. Грудь и спина его были в крупных черно-белых пятнах, точнее, вся грудь и горло — белые с тускло-чёрными запалинами, а голова, шея и спина тёмные. По самой же хребтине, от ушей до хвоста, шла густо-чёрная полоса, чуть светлеющая на лодыжках и на боках. И нос был чёрный. И пасть. Только клыки сверкали, как жемчужные, на фоне дёсен и нёба. С точки зрения людей — красивый пёс. Сам он не очень страдал от яркой окраски, если не считать редких и непонятных ему случаев, когда лесной зверь замечал собаку раньше, чем он — зверя. Парадная шкура. Ничего не поделаешь.

Могучая грудь Самура, короткая, толстая шея, большая тупоносая голова со слегка раскосыми темно-карими глазами, маленькие уши, концы которых вяло заламывались, наконец, уверенная поступь и смелый, но уравновешенный нрав — все свидетельствовало в пользу овчара, вызывало уважение у друзей и страх у врагов. В свои четыре года Самур выглядел вполне зрелым и чертовски сильным животным. Знатоки кавказских овчаров сходились на том, что Самур — первоклассный пёс. Даже небольшая особенность в строении ног — у него на передних было по шесть когтистых пальцев, — даже это отступление от нормы не ставилось ему в вину. Напротив, утверждали, что Шестипалый, как прозвали Самура мальчишки в посёлке Камышки, где жил Егор Иванович, является выдающимся экземпляром, потому что, по мнению знатоков, шестипалость у собак — признак особенной породности и, если угодно, некоего собачьего аристократизма.