Юрий Аракчеев - Луна над пустыней

Странное дело. Хотя Розамат бессовестно подвел нас, а я считал себя более всех обиженным — Алька-куль-кум! — все же я первым простил его. Как можно обижаться на человека, который совершенно искренне не считает себя виноватым и который к тому же не бездельничал, не пьянствовал, а работал, пусть и не совсем бескорыстно?

С возвращением Розамата жизнь в лагере стала гораздо более насыщенной. Этот человек совершенно не мог оставаться без дела. Причем каждое дело он выполнял не просто так, а с отдачей сил, темпераментно и с чувством собственного достоинства. Если он резал картошку для супа, со делал это особенным способом, прямо-таки артистически. Нож его отбивал быструю дробь, а картошка превращалась в красивые длинные ломтики. Если он подметал территорию, то обязательно мастерил хороший веник и сосредоточенно и аккуратно водил им, чтобы не поднималась пыль. Очаг, выкопанный им, тоже был какой-то особенный, с секретом. Если Розамат замечал, что кто-то делает что-то лучше него, то он внимательно присматривался, хмуря свои густые кудрявые брови, и старался чужое умение перенять.

Однажды утром я проснулся под своим пологом и совсем собрался уже вставать, надевать тапки и делать обычную утреннюю гимнастику с пробежкой по тугаям, как вдруг увидел сквозь марлю, что Розамат, чья койка была напротив моей, выпутался из полога и полез под мою кровать. Кряхтя, он натянул мои тапочки и вышел. Решив, что он ненадолго, я полежал еще минут пять, потом выбрался из пашехоны и, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на паукообразное или колючку, вышел босиком из палатки. Розамата поблизости не было. На утоптанной площадке я принялся делать первые упражнения, считая, что похититель тапочек вот-вот появится. Я уже начал терять терпение, как вдруг услышал странный звук. Так как поблизости не было железнодорожной линии и пыхтение паровоза начисто исключалось, я решил, что это, возможно, какой-то сумасшедший кабан, который слишком долго спал, а перед самым пробуждением увидел во сне прыгающего из кустов тигра. И тут на тропинке, ведущей из тугаев, показался Розамат… Ах, дорогой читатель, ты очень много потерял, что не видел этой великолепной картины! При всей своей работоспособности и энергии Розамат, надо тебе сказать, не отличался очень изящным телосложением. У него были довольно короткие ноги, которые, будучи сведенными вместе, почему-то не сходились в коленках, и неожиданно большой круглый живот. Видимо, совершенно не заботясь о таких пустяках, как нижнее белье, Розамат носил трусы, которые были ему широки, отчего постоянно спадали. Но, даже как следует подтянутые, они доставали ему как раз до колен. Я еще накануне заметил, что Розамат наблюдал за мной, когда я занимался гимнастикой. И вот он, как видно, решил перенять полезную привычку и немного побегать по тугаям… Господи боже мой, что это была за картина! Кривые ноги его смешно заплетались одна за другую, живот колыхался, под ним юбкой развевались трусы, но лицо Розамата было сосредоченно и серьезно, он размеренно вдыхал и выдыхал воздух, надувая щеки, как парнишка, пускающий мыльные пузыри. От хохота я опустился на землю, но Розамат и бровью не повел. Громко пыхтя, работая согнутыми в локтях руками, как паровозными шатунами, он протопал мимо меня, потом остановился и, не теряя сосредоточенности, принялся наклоняться, дыша теперь уже с каким-то клокочущим свистом. Потом он, стоя на одной ноге, пытался поднять другую и достать ее носком до вытянутой горизонтально руки. Даже порядок моих упражнений он запомнил! Наконец, оглушительно фыркнув, он скинул тапочки, протянул их мне и направился в палатку за своими сапогами. И ни на миг его лицо не потеряло сосредоточенности, хотя я от смеха едва мог подняться на ноги.

Но что так и не привлекло симпатии Розамата — это рыбная ловля. Сидя вечером в своем уютном зеленом закутке на берегу протоки, любуясь началом заката и наблюдая за поплавками, я вдруг услышал за спиной шорох. Понимая, что нельзя нарушать тишину, Розамат подкрался на цыпочках и тихо стал за моей спиной. Один из поплавков как раз в этот момент нырнул, я подсек и вытащил хорошего карася.

— Ух ты! — обрадовался Розамат. — Вот это да! А ну-ка еще…

Клёв в этот вечер был сравнительно слабым, и следующий карась заставил себя долго ждать. Впрочем, не так долго, как это иногда бывает. И все же, постояв всего каких-нибудь две минуты, Розамат заметно стал нервничать, переминаться с ноги на ногу — его деятельная натура искала какого-нибудь применения.