Михаил Молюков - Люди, звери и зоологи (Записки на полях дневника)

Юра очнулся. Кто-то трогал его за плечо. Рядом стоял Андрей. Телогрейка на нем была мокрая до самых плеч. И рукава были тоже мокрые — видно, он устал держать руки на весу и опустил их вниз. Его беспрерывно бил озноб. Какими-то невидящими глазами он смотрел на Юру и дрожащей рукой стягивал с него карабин.

— Ты чего? — очнувшись спросил Юра.

— Все равно замерзнем. Вот темнеть скоро будет, а туман не сходит. Не могу терпеть, сил нет, — и он дернул за ружейный ремень. От рывка Юра чуть не упал и сделал шаг вперед, переступив по липкому дну. В темной воде от его движения заходили буруны.

«Что же делать? — лихорадочно думал он, — Андрей совсем сдал. А ведь мужик здоровый. С ним не подерешься. Пожалуй, утопит. Может, двинуть его прикладом промеж глаз? Да, а потом держи его на плаву. Вот незадача. А крепким казался».

— Дай карабин, — хриплым голосом повторил Андрей, — дай карабин, гад! — уже закричал он. — Все равно околеем, а так быстрее будет.

— Сейчас, сейчас, — стараясь говорить спокойно, сказал Юра, — Я сам сниму.

Он отступил на шаг, обхватил онемевшей ладонью холодный шарик затвора и пять раз передернул его. Пять патронов упали в темную воду. Андрей, шатаясь точно пьяный, подошел к Юре, схватил разряженный карабин, слабо размахнувшись, отбросил его в сторону и тихо заскулил. Юра прошел туда, где только что разошлись круги, ногой нащупал на дне оружие и попытался поддеть его сапогом за ремень, но это не удалось. Тогда он прижал ступней приклад, словно боясь, что карабин уплывет. В трех шагах от него совсем по-щенячьи подвывал Андрей.

— Тише ты, — вдруг сказал Юра и коротко ругнулся.

Андрей послушно смолк.

— Слышишь, — спросил Юра, — ветер поднимается, волна бьет. Слышишь? Волна в лодку бьет! Лодка! Лодка рядом! — Взгляд у Андрея на секунду потеплел, и он медленно двинулся к слабому алюминиевому звуку.

— Стой, — твердо приказал ему Юра, — подойди сначала сюда.

Андрей подчинился. Живая теплота в его глазах снова исчезла. Юра взглянул в серое лицо Андрея, в его бессмысленные затравленные глаза, в которых замерзло отчаяние. «Неужели и у меня лицо такое же? — подумал Юра, — Вот жуть-то. Однако карабин доставать надо. Этого не заставишь. Придется самому».

— Держи, — сказал он Андрею и протянул ему свою шапку, — смотри не урони, — добавил он, увидя, как дрожат руки товарища, — там спички и папиросы.

Юра вздохнул и присел. Вода сомкнулась над ним. Голову будто охватили раскаленным обручем. Он схватился за ружейный ремень и вынырнул. Взяв у Андрея шапку, торопливо надел ее, прислушался, откуда доносятся приглушенные удары, и быстро пошел туда, на ходу опуская карабин в воду, чтобы смыть с него ил. Андрей шел следом.

Юра споткнулся. «Якорный конец, — догадался он, — Слава Богу».

Через минуту он был в лодке. Андрей, забравшись в «Прогресс», упал на дно и замер рядом с калугой. Юра с сожалением посмотрел на него, вытащил якорь и пошел к мотору. Руки почти совсем отказывали, пальцы онемели. Когда он дергал стартер, со сгибов рукавов его телогрейки, пузырясь, текла темная вода.

Мотор завелся через полчаса. Юра сел за штурвал, дал полный газ и оглянулся на Андрея, по-прежнему неподвижно лежащего рядом,с огромной рыбиной.

Сквозь редеющий туман тускло блеснула желтая точка — фонарь в поселке. Огонь несколько раз тускнел, застилаемый обрывками тумана, но не гас. Через некоторое время они причалили к дощатому пирсу.

Юра выбросил на темный берег якорь, взял карабин и стал поднимать Андрея. На пирсе зашевелилась темная фигура.

— Леш, ты, что ли? — спросил Юра, вглядываясь в подошедшего мужика.

— Что, Троицу праздновали? — спросил Леша, с завистью глядя на еле ворочающего языком дрожащего Андрея.

— Праздновали, — ответил Юра, — помоги мне его дотащить.

Они с трудом подняли мокрого Андрея и повели к дому.

— Отрежь себе калуги, сколько надо, а остальное брезентом накрой. Он в кубрике.

— Сделаю. А чего вы такие мокрые? Дождя не было. Перевернулись, что ли?

— Да, так, купались. Жарко было.

— А...

— У тебя бутылки не будет? Я отдам.

— Не, мы тоже праздновали. У тещи есть, но только коньяк. Ко дню рождения бережет.

Слушай, отнеси ей рыбу, попроси бутылку взаймы. Я в город съезжу и привезу.

— Ладно, попробую. Сейчас калуги ей отнесу и вернусь.

В коридоре Юра с трудом освободил Андрея от мокрой телогрейки, сапог и брюк и втолкнул его в комнату. Потом сам, раздевшись, зашел в кладовку, снял со стены теплый свитер и суконные штаны и облачился в них. Пришел сосед с коньяком Юра затопил печку, сунул к самому пламени дрожащие непослушные пальцы и, обжигаясь, стал их разминать, как тугое тесто. Потом открыл бутылку и разлил в три стакана коричневую жидкость. Один стакан он протянул Леше, один оставил на столе, а из своего, не торопясь, отпил половину. Коньяк был теплый. Юра посидел, покурил, почувствовал, что в животе разожглась маленькая печка, взял третий стакан и пошел в комнату. Он приподнял лежащего на кровати Андрея и влил ему в рот коньяк. Тот закашлял, открыл глаза, взял стакан и с жадностью выпил.