Михаил Молюков - Люди, звери и зоологи (Записки на полях дневника)

Простой парень, этот Юра. Живет один в отдельном доме. Полная свобода. Рядом рыбзавод, куда на путину приезжают студентки. Кстати, скоро ведь путина. И стоит ему, Андрею, эта дача — килограмм колбаски, сладостей каких-нибудь да хорошего белого хлеба — в этой дыре в сельпо хоть шаром покати. Зато здесь почти свой особняк. Кругом природа. И рыбалка тебе, и охота. Забываешь здесь и город, и свой кабинет черчения в техникуме. А со студентками и семью можно забыть. На время, конечно. Правда, обстановка дома у Юры оставляет желать лучшего. Что и говорить — холостяк. Мебель вся из струганных досок — знакомый плотник делал. На кухне под столом капканы на крыс стоят. Дикость, конечно, но есть в этом какая-то первобытная прелесть.

Лодка удалялась от низких ровных берегов, которые, казалось, погружались в море. В небе висели крачки, и крылья их уже чуть розовели в лучах медленно скатывающегося к горизонту солнца. Птицы беззвучно открывали клювы — мотор глушил их голоса. В полусотне метров от лодки из воды медленно, как восходящая луна, поднялась гладкая и влажная спина белухи.

Неожиданно лодка словно споткнулась. Товарищи ударились лбами в стекло. Мотор взвизгнул и затих. Сразу стало слышно, как волны металлически стучат в тонкие алюминиевые борта.

— Бревно, топляк, — сказал Юра, — Только откуда он здесь? Ведь они и в море редко попадаются, не то что в заливе. «Повезло» нам. Хорошо если срезанной шпонкой отделаемся. Однако не на бревно напоролись. Смотри.

Андрей обернулся. Сзади за кормой у самой поверхности воды кружила огромная калуга. Кровь шлейфом тянулась за ней.

— Утонет, — крикнул Юра, безуспешно пытаясь завести мотор. — Давай, Андрюш, на весла, — а сам поднял карабин и приготовил небольшой багор. Лодка поравнялась со смертельно раненной рыбой. На ее спине виднелся огромный рваный след от винта. Громыхнул выстрел. Над головой калуги взвился длинный узкий фонтанчик, а спустя несколько секунд из ее жабер потекла темная кровь. Рыба замерла и стала медленно погружаться. Юра, перегнувшись, подцепил ее багром, и они вдвоем с Андреем перевалили в лодку тяжелую сероватую тушу.

— Все было — и горбуша, и кета под винт попадали, в озерах сига, карася и даже щуку лодкой давил, а вот калугу — в первый раз. Подфартило. Теперь починимся и с добычей домой.

Юра достал из-под сиденья большой круглый металлический бачок, в которых перевозят кинофильмы. Там хранились инструменты и запасные части. Андрей рассматривал калугу. Таких больших он еще не видел.

— Килограммов восемьдесят будет? — спросил он.

— Вообще-то на глаз трудно определить, сколько рыба весит, но эта центнер наверняка потянет. А может, и больше. Приедем — взвесим. Дорого нам эта калуга досталась, — продолжал он, разобрав мотор, — Серьезная авария. Греби вон на ту сопку. Видишь? А я чинить буду. Надо хоть на веслах двигаться, а то смотри, как отлив «свистит». Боюсь, придется у поселка лодку по мелякам тащить.

Андрей греб плохо, неумело — глубоко погружал весла в воду и сильно рвал их на себя. К тому же мешала качка. То один, то другой борт лодки взлетал над волной, весло недоставало до поверхности воды и делало холостой гребок. Лодка двигалась медленно, неверно, тяжело. Андрей задыхался и уже начинал злиться на копающегося в моторе Юру, который иногда оглядывался на него и коротко бросал: «Вправо. Левым больше загребай». Наконец Юра собрал мотор и закрыл его колпаком. «Сейчас поедем», — сказал он и дернул стартер. Мотор завелся с третьего раза.

До поселка оставалось километров семь. Были уже видны светло-серые шиферные крыши домов, когда под днищем «Прогресса» зашуршал песок.

— Приехали, — сказал Юра. — Вылезай. Будем тащить. Тут недалеко «канал» — глубокий участок протоки, идущий до самого устья.

Андрей огляделся. Влажное желто-серое песчаное илистое дно отступившего моря простиралось до горизонта. Унылыми озерами серела оставшаяся вода залива. На обнажившихся участках суши — по-местному «лайдах», — не торопясь, бродили редкие кулики и чайки, чернел силуэт одинокого орлана.

Резиновые сапоги глубоко уходили в ил. Лодка тяжело двигалась, изредка со скрежетом задевая скрытые в вязком дне камни и ракушки. Сзади оставалась ровная линия от лодочного киля, а по бокам от нее — две цепочки глубоких следов, над которыми клубились сероватые легкие илистые облачка.

Они прошли около ста метров и остановились. Еще больше обмелело. Лодка почти не двигалась вперед.