Александр Оленич-Гнененко - Избранное

То мандарины, апельсины,
Лимоны, грейпфрут и кинкан,
Отрядом цитрусов единым
Пришедшие из южных стран.

Горячей светят желтизною
Плодов округлые огни.
Приморской теплою зимою
Дозреют на ветвях они.

Но все изменчиво в природе:
Нежданно грянут холода,
И вот для цитрусов приходит
Неотвратимая беда.

Их кутают и топят печи,
Но, если холода сильны,
Листвы блестящей гаснут свечи —
И цитрусы обречены.

Хоть и зимой здесь солнце греет,
На землю щедро свет свой льет,
Нужны для цитрусов траншеи,
Чтоб не замерзнуть в трудный год.

Или побеги нежных веток
Искусно стелят по земле,
Чтоб им, соломою одетым,
Морозы пережить в тепле.

Но это все несовершенно.
Мичуринцы вперед идут.
Они бессонно, вдохновенно
Иное ищут и найдут!

Есть дерево — трифолиата:
Плоды, как золото, горят.
Оно стоит с лимоном рядом,
Но облетает в листопад.

Оно подвоем для лимона
Надежно служит с давних пор.
С ним свой безмолвный, непреклонный
Ведет наука разговор.

Хотят мичуринцы лимону
Трифолиаты свойства дать:
И опадающую крону,
И несгибаемую стать.

Чтоб он, как русская береза,
На самом севере страны
Любые выдержал морозы,
Листву осыпав до весны.

В жестокие дни былые
Мечтал наш народ о садах,
Где яблоки золотые
Горят, словно жар, на ветвях.

Сказания в годы злые
В труде и борьбе он слагал
Про яблоки золотые
И воду живую искал.

Ты стала навек, Россия,
Свободной Советской страной,
И яблоки золотые
Горят над живою водой!

Первая неделя октября.
Начиная жизни новый год,
Чай раскрыл бутоны и цветет,
И в листве сверкают и горят
Желтые тычинки-огоньки,
Белые снежинки-лепестки.

Теплый воздух нежен и душист.
Потемнела неба синева,
Тихо дышит сонная трава,
Набухает влагой чайный лист…
Зажурчала чуть слышней вода.
Задрожала меж камней звезда.

С моря дышит соленый бриз,
Дорога ныряет вверх и вниз.
Легко катиться с горы арбе,
Буйвол бредет, будто сам по себе.
Стучат по камням два колеса.
Щурит на солнце Вано глаза,
Смотрит он в небо и так поет:
— Солнце за горы идет на заход.
С солнцем мы встали, с солнцем уснем —
Мы дружно и крепко работали днем.
Скажу я: «Приемщик, с почетом встречай
Наш кобулетский колхозный чай!»
Главный технолог к весам подойдет,
Горсть возьмет, к лицу поднесет,
Он улыбнется, глава блеснут:
«Хороший лист и честный труд!»
Спросит приемщик: «Кто привез?»
«Кто привез? Что за вопрос!
Имени Сталина — наш колхоз!»

Ссыпан, взвешен и разложен
Для томленья чайный лист,
И по желобу он сброшен
К огневым машинам вниз.

Из машин, что жарко грели,
Вышел он опять на свет,
И сменил густую зелень
Благородный медный цвет.

А потом на раме шаткой
Так трясли, что думал он,
Будто злою лихорадкой
Был внезапно поражен.

Вот он кружится, измучен,
Сухо в ролере шурша.
Вот лежит он, туго скручен,
Не дрожа и не дыша.

Лента движется недаром
И движенью не перечь:
Обдает горячим паром
Чайный лист сушилка-печь.

В резку лист берут отсюда,
И его крошат ножи,
И тогда каким-то чудом,
Бездыханный, он ожил.

Золотистый и душистый,
Возрожденный в кипятке,
Он с бурлением и свистом
Бьет в походном котелке.

Ни на что не годный
Дикий тощий злак
Вырос худородный
Полотой сорняк.

Но могучий корень
Был у сорняка.
Этот злак упорный
Пережил века.

Нив единоличных
Горькая судьба,
Он в полях пшеничных
Забивал хлеба.

Он сражался с рожью,
Он ячмень глушил.
«Наказаньем божьим»
Он в столетьях слыл.

Говорили люди:
«Пред судьбой смирись!
Было так и будет:
С силой не борись!»

Былью стародавней
Стал «закон» нам тот:
Где наука правит, —
Чистый хлеб растет.

Потому что дышит
Без оков земля,
Потому что вышел
Трактор на поля.

Плевел злой, что пашни
Засорял подряд,
Был наукой нашей
В переделку взят.