Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

«2 февраля…. Сегодня ― настоящий зимний день. Холод собачий, что для Кара–Калы ― редкость. Утром сыпались редкие отдельные снежинки, которые как бы медлительно раздумывали, что им делать: объединяться им все же в снег или нет? Их явно было маловато, да и падали они как‑то очень обособленно, чтобы можно было сказать: «Идет снег».

Вдалеке от дороги и домов тихо так, что шипит в ушах. Горы белесые, покрыты, как белой прозрачной вуалью, тонким, просвечивающим слоем несплошного снега. Деревья и кусты в инее. После пасмурного утра днем выглянуло солнце, сра­зу по­теплело, а вокруг все мгновенно изменилось.

Облачность стала подниматься, утаскивая за собой вверх по склонам эту снежную вуаль, словно невидимая рука подни­мала прозрачную занавесь: прямо на глазах склоны гор снизу вверх начали темнеть, терять белесую припорошенность, вновь принимая свои необычные, становящиеся ярче, чем всегда, цвета ― красноватые, желтые, зеленые, коричневые, серые, лиловые. Посвежели, как шкура змеи после линьки. Очередное таинство превращения и обновления.

Потом опять пасмурно. Потом пошел снег. Да такой, какого еще надо поискать: снежинки с пятак, огромные тяжелые хлопья, мгновенно исчезающие при соприкос­новении с уже теплой и мокрой землей. Пришлось бросить наблюдения: невозможн­о, очки и бинокль залепляет мгновенно.

Час брел домой, просто глазея по сторонам. Когда спустился ниже в долину, там все оказалось по–другому, снега не было, и тоже все быстро изменилось: натянуло плотную тучу, из которой сплошной стеной посыпалась крупа, шумно, как бисер на фанеру, падающая на комковатую и сухую здесь землю. А в это время солнце проби­лось в разрыв облаков и под­свечивает все это сбоку. Грибной снег…

А как вышел на Обрыв Фалко ― аж в зобу сперло: вид до горизонта на всю долину Сумбара к юго–востоку, а на фоне необычно темного неба и силуэтов хребтов ― огромная радуга! Они вообще здесь редко бывают, а уж такой яркой и по­давно ни­когда не видел.

Над головой темень, туча, вверх не посмотришь ― за шиворот сыплется, вдалеке ― многоцветные склоны с двумя бе­лоснежными вершинами Сюнта и Хасара, осве­щенными ярким прямым солнцем. А в противоположную сторону ― на тем­но–синем фоне многоплановых иранских гор ― новорожденная радуга.

Словно вращаешь, как в детстве, волшебную трубку калейдоскопа, в которой одно превращается в другое. И все это красиво какой‑то неестественной праздничной кра­сотой. Словно вокруг не реальность, а огромные, фантастически правдо­подобные декорации…»

«26 января…. Артезианская скважина в ВИРе, из которой в арык тугой струей без­остановочно течет чистая вода с по­стоянной температурой восемнадцать градусов, в летнюю жару является центром вселенной для всего живого. Сейчас, в середине зимы, в день редкого, почти настоящего снегопада, покрывшего землю на несколько часов тяжелым липким сне­гом (по здешним критериям ― «сугробами»), из скважины раздается не к сезону энергичное кваканье лягушек, категориче­ски не вяжущееся со снежным пейзажем. Надрываются прямо словно хвастаясь: вокруг снег, а нам ― хоть бы хны, ква­каем себе!

Стаи воробьиной мелочи, отжатые снегом из холмов, толкутся на раскатанных проезжих дорогах. Просянки, обыкновен­ные овсянки, вьюрки, зяблики, хохлатые жа­воронки ― все вперемешку на пятнах мокрого асфальта среди снега.

На трассе Ашхабад ― Кизыл–Арват в такой день десятки тысяч жаворонков из заснеженной пустыни собираются на по­лотне дороги. Из‑за бампера машины на остановке каждый раз вынимаем сразу по нескольку птиц (серые, полевые и хохла­тые жаворонки). Лисы жируют вдоль трассы откровенно, даже не убегая от проходя­щих машин, а лишь отскакивая на обочину, продолжая аппетитно хрустеть дармовы­ми тушками, повсеместно валяющимися на дороге».

«25 января…. На одном пятачке в едином скоплении совместно кормятся двести десять степных жаворонков, Четырна­дцать двупятнистых, восемьдесят пять хохла­тых, тридцать два малых, сорок шесть рогатых, триста вьюрков, девяносто каменных воробьев и восемнадцать коноплянок.