Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Заранее распределяя роли («хороший мент ― плохой мент»), мы устраивали полу­тора сотням студентов публичные разборки на утренних линейках, раздавая прови­нившимся наряды по уборке территории, прополке крапивы, выгрузке му­сора из ба­ков и т. д. Я приходил на эти линейки со своими группами после утренних орнитоло­гических экскурсий, с би­ноклем, в камуфлированной куртке и смотрел на ряды сту­денчества подчеркнуто строгим взором. Цирк.

Поздними вечерами, завершив очередной трудовой день во славу Полевой Прак­тики, мы, когда не было чаев и посиде­лок с гитарой, играли со Славкой свою беско­нечную (на всю практику) партию в пинг–понг, записывая тысячный счет ка­рандашом на краю теннисного стола.

Как‑то за одну неделю набралось особенно много всего. Студентка, спрыгивая но­чью с забора, пропорола ногу ржавым гвоздем и не могла ходить (мальчишки устрои­ли турнир за право носить ее в столовую). Потом второкурсник–шалопай не вписал­ся в темноте в дверной проем, разбив себе башку о косяк. Потом трое местных обсу­ждали что‑то ночью с тремя на­шими (рваная рана кастетом)… Потом ботаники во время сбора гербария нашли на тропинке в лесочке труп мужчины средних лет. (При­бежали с трясущимися губами; вызвали «скорую», «скорая» приехала, констатирова­ла смерть, но не за­брала. Забирать должна милиция. Вызвали милицию. Приехала милиция: да, мол, мертвяк, но забирать должна перевоз­ка… Пока приехала перевоз­ка, пролежал мужик целый день.) Потом наш ручной ворон Карлуша пролетел на­сквозь два оконных стекла (с улицы внутрь столовки.

Сел на теннисный стол, встряхнулся и с интересом стал разглядывать голубова­тым птичьим глазом суетящихся на би­том стекле людей). Потом третьекурсники пой­мали‑таки местного маньяка, подсматривавшего за девчонками из туалетной ямы. Скрутили его, я подхожу, а у него деформированный череп ― явная родовая травма. Все равно заставили его напи­сать начальнику практики (Славке) объяснительную за­писку (и. о. ф., прописка, номер паспорта и что делал в сортире. Ка­ково?). Потом, во время самостоятельных наблюдений, заблудились две первокурсницы, которых ис­кали всей станцией по всему окрестному лесу; на которых, как оказалось, где‑то напал мужик, одну повалил, но до дела не дошло; они упилили тогда на пятнадцать километров по трассе Москва ― Рига; привез их кто‑то назад на «Запорожце». Потом на помойке об­наружился ржавый артиллерийский снаряд. Позвонили в в/ч, приехал майор, сказал, что транспортировать нельзя, надо рвать здесь, эвакуирую, мол, всю АБС и окрестные дома… Оцепили помойку красными флажками, а утром приехал са­пер, посмотрел, забрал снаряд под мышку и увез.

Приколы и приключения сыпались на нас каждый день. В то лето я нашел гнездо зяблика, под которым висел повешен­ный. Дело в том, что замечательная птичка зя­блик строит свои гнезда–чашечки, всегда вплетая в их стенки не только зе­леный мох и тонкие чешуйки бересты (а в городе, за неимением бересты ― автобусные и трам­вайные билетики), но и конский волос. И вот в этом гнезде один из еще слепых птен­чиков невероятным образом не только запутался шеей в петле конского волоса, но и вывалился из гнезда, повиснув под ним на волосине жалким трупиком и демонстри­руя на своем тра­гическом примере уникальные случайности и причуды естественно­го отбора.

Я долго лез тогда на эту сосну с полным кофром не только своих, но и напиханных мне туда чужих фотоаппаратов, по­том старательно фотографировал это уникальное природное явление. Толпа зевак стояла под деревом, со всей живостью, прямотой и утонченностью студенческого остроумия громогласно обсуждая и повешенного, и меня, сидящего из- за этого на дереве, и орнитологию, и собственную студенческую долю (под руководством начальников–некрофилов), и свое учи­тельско–биологиче­ское будущее, гадая, что произойдет раньше: я целиком свалюсь или выроню часть фотоаппаратов…

Потом пытливый первокурсник–натуралист Колюша учил меня есть личинокуса­чей. Он извлекал жирную белую личинку из‑под коры, любовно обтирал с нее дре­весную труху, явно любуясь на это уникальное творение природы.

«Надо коричневую голову сразу откусить и выплюнуть: она невкусная, хитинизиро­ванная, жесткая и на зубах скрипит противно, если есть целиком. Остальное уже как раз и есть продукт, почти одни жиры и белки. Только выбирайте побелее, потому что если темный кишечник сильно просвечивает, то это, наверное, молодая или перели­няла недавно, а значит, и жировых тел у нее еще мало, не такая питательная… А на­счет паразитов не волнуйтесь, они чистые, никакой дряни не терпят внутри, если за­ражены чем‑то, сразу дохнут; в них только грегагины, а грегагины, сами знаете, в че­ловеке не живут… Сергей Александрович, будете? Как вам на вкус? Правда, похоже на кедровые орехи?»