Энн Прегозин - Шесть собак, которые меня воспитали

Лаура (так звали женщину) была чем-то похожа на своих ротвейлеров: такая же бесстрашная, крупная и ширококостная, не склонная к шуткам и любящая командовать. Показывая питомник и разговаривая с нами, она продолжала заниматься своими делами: то накладывала большим половником кашу в чью-то миску, то с помощью шланга споласкивала цементный пол в одном из вольеров. Мы переходили от вольера к вольеру, и Лаура подробно рассказывала о собаках, давая каждой исчерпывающую характеристику. Правда, очень скоро она отказалась от специальной терминологии профессионального заводчика, все ее питомцы превратились в «мальчиков» и «девочек»: именно так она к ним относилась, так ей было привычнее о них говорить. Я рассматривала собак, а они действительно были великолепны, и внимательно слушала хозяйку, не очень-то много понимая в ее рассказах, но одно было несомненным: Лаура знала свое дело.

Наконец хозяйка позволила нам взглянуть на только что родившийся помет, дав при этом массу наставлений. «Нельзя трогать их руками, – говорила она, словно мы все трое были детьми. – У вас на руках могут быть микробы. Встаньте здесь!» И указала нам место в полутора метрах от вольера.

Мы отошли, и Лаура начала по одному вынимать и показывать нам новорожденных ротвейлеров: они лежали в ее широких ладонях сонные и беспомощные, их мягкие коричневые тельца были не длиннее хот-дога. «Мы сможем взять одного из этих щенков?» – спросила я. Лаура наклонилась, чтобы вернуть на место последнего щенка, выпрямилась и сказала: «Да».

Я напомнила, что мы хотели бы мальчика. Лаура ответила, что кобель будет «определенный», то есть мы не имели права выбора: она сама решала, кого нам продать. Я согласилась без возражений (ткнув при этом Дэвида в бок, так как представляла, какое выражение лица было у него в тот момент). Мы выписали чек на сто долларов в качестве залога и договорились, что заберем щенка через восемь недель.

Ровно через восемь недель мы снова приехали в питомник.

Лаура ждала нас. Документы были готовы, включая список всех прививок, которые щенку уже сделали, и тех, которые необходимо было сделать в течение следующих четырех месяцев. Нам вручили родословную, еще одну бумагу с рекомендациями по кормлению, а также пакетик привычного для щенка корма.

И вот Лаура принесла нам Бу, круглого, как мячик, толстенького щенка с мягкой черной шкуркой и маленькими блестящими глазками – нашего крошечного ротвейлера.

Так началась моя жизнь с Бу, жизнь, в которой (как было и с другими моими собаками) скорее Бу являлся моим наставником, чем я – его; правда, до появления Бу ни одна из собак не преподносила мне таких жестоких уроков. Но тогда я меньше всего думала, каким он вырастет, как сложатся наши отношения. Тем жарким августовским днем по дороге домой меня переполняло чувство тихой радости: у меня был щенок. Нет, он лежал на коленях у Лекси, а не у меня. Моя дочь задолго до поездки оговорила для себя это право. И я ничуть об этом не жалела, видя, как восторженно она смотрит на первого в своей жизни щенка, как осторожно гладит его своими маленькими ручками, как трогательно пытается рассказать ему о себе и о нас, уговаривает его не бояться, потому что ездить на машине совершенно безопасно.

Чтобы понять характер этого малютки, нам потребовалось совсем немного времени. Через десять минут он уже с рычанием вырывался из рук Лекси. Нельзя сказать, что она слишком сильно сжимала его, девочка прекрасно знала, как надо держать щенка. Дело не в том, что его неудобно держали, он в принципе не хотел, чтобы его кто-то держал.

«Он не хочет сидеть у меня. Ему не нравится, – сказала Лекси, – может быть, лучше ты его возьмешь?»

Я протянула руки между двумя передними сиденьями, и Лекси передала мне щенка. Наконец-то настала моя очередь подержать его. Но не тут-то было! Бу, оказавшись в более сильных и умелых руках, начал сопротивляться еще ожесточеннее.

Не прошло и получаса нашей совместной поездки, а мы с Бу уже вступили в конфликт: он вырывался, словно пойманный в сеть детеныш тюленя, с каждой минутой сопротивляясь все отчаяннее. Дэвид предположил, что на сиденье щенку будет комфортнее. Я осторожно посадила его рядом с собой, но он продолжал неистовствовать – разделявшее нас расстояние в 30 сантиметров казалось Бу недостаточным. Через минуту он свесил голову вниз и, несмотря на все мои попытки удержать его, скатился на пол машины. Но и там ему не было покоя: я случайно дотронулась до него рукой, когда убирала из-под его носа пакет с бумажными пеленками. Недовольный таким обращением, он залез глубоко под сиденье, где до него нельзя было дотянуться, да так и проехал оставшиеся сто километров пути.