Энн Прегозин - Шесть собак, которые меня воспитали

Тимба все это подмечала и училась. Все увереннее она вела себя с другими собаками. Да и какой она стала! По мере того как она подрастала, ее уверенность в себе тоже росла. Она больше не была маленьким тощим испуганным подростком. Ей исполнилось два года, весила она 36 килограммов, высота в холке достигала 65 сантиметров, а под ее густой шерстью перекатывались тугие мышцы. Собаки как-то сразу преисполнились уважением к ее мощи и при встрече в парке или на улице даже не пытались помериться с ней силой.

Вне зависимости от того, была ли рядом Делла, Тимба теперь считала озеро в Проспект-Парке личным местом для водопоя. Если рядом появлялись другие собаки, они ждали, пока напьется Тимба. Нельзя сказать, что она не играла с другими собаками. Теперь исполненная уверенности в себе Тимба с удовольствием бегала с ними, была ласкова и доброжелательна. Что касается соперничества, то его просто не было. Слишком большой и сильной стала моя красавица, она сознавала это, да и другие собаки тоже.

Тимба выросла в великолепную собаку. Когда, проходя по улице, мы останавливались поглазеть на витрины, возле нас собиралась небольшая толпа. Незнакомые люди забывали о своих делах и замирали при нашем приближении. Некоторые проводили рукой по шерсти собаки – то ли проверить, сколь она густа, то ли просто хотели к ней прикоснуться. Другие останавливались и задавали вопрос (который преследовал Тимбу всю жизнь): «Это волк?». Я отвечала по-разному, в зависимости от обстоятельств. Если этот вопрос задавали люди, встреченные нами во время путешествия на гору Вашингтон, то я говорила правду (еще расскажу об этом позднее). А прохожим на улице я отвечала: «Нет, это маламут». Но владельцы маламутов, особенно если в этот момент рядом с ними была их собственная собака, не всегда этому верили. Я видела, как они задумчиво переводят взгляд с Тимбы на своего маламута, и на их лицах явно читалось: «Нет, это – не маламут».

Безусловно, они были правы. У Тимбы был такой же окрас, как у маламута, такая же темная маска на морде, такие же стоячие покрытые шерстью уши, такое же сильное тело. Но она была почти на восемь сантиметров выше и почти на два килограмма тяжелее средней суки маламута. И еще ее хвост. Он не загибался на спину, а свисал вниз, как у ее бабки-волчицы. Тимба была очень хороша. Но не это заставляло владельцев маламутов оборачиваться ей вслед. Все маламуты очень красивы, но красота Тимбы совсем другого рода. На самом деле люди оглядывались, чтобы еще раз увидеть волчицу, стоящую в самом центре Бруклина, в Парке-Слоуп на пересечении Седьмой авеню и Юнионстрит.

Я всегда помнила, что Тимба – отчасти волк. Была ли она собакой в волчьем обличье? Или она была волком в собачьей шкуре? Она была и тем, и другим. И она не была ни тем, ни другим. Это была Тимба.

Из-за присутствия в ней волчьей крови Тимба, как никто другой, нуждалась в обществе себе подобных, особенно пока была мала и слаба. Стайный инстинкт был очень силен в ней, и постоянный контакт с собаками оказывал на ее психику благотворное влияние. Общение с человеком не могло дать того, что она получала от собак. Делла и – в самом начале – немецкая овчарка стали ее стаей. Вожаком стаи была я, на втором месте Делла, потом немецкая овчарка и, наконец, – Тимба. Тимба не возражала, считая такой порядок вполне справедливым: она была новичком, самой младшей и имела самый низкий статус. Зато она всегда была накормлена, напоена, выгуляна. Тимба росла и развивалась, как если бы жила в настоящей стае. Лишь однажды этот порядок был нарушен, причем по ее инициативе. Примерно через полгода после своего водворения в доме Тимба повадилась ночи напролет охранять двадцатикилограммовый пакет с собачьим сухим кормом и коробку с собачьими консервами. Не то чтобы она была голодна: ее досыта кормили дважды в день. Такое поведение нельзя было объяснить чувством голода. Она просто охраняла запас еды, повинуясь пробудившемуся в ней волчьему инстинкту. У нее не было возможности спрятать все это богатство, а потому она сидела рядом и охраняла его. Стоило Делле или овчарке приблизиться, как волчья сущность Тимбы давала себя знать: ее милая морда превращалась в злобную маску, губы приподнимались, обнажая клыки, а из горла вырывался низкий рокочущий звук, который не способна издать ни одна собака.

Когда Тимба, сидя над мешком с кормом, впервые зарычала на Деллу, та, скорее изумленная, чем рассерженная, – это было видно по ее морде – повернулась и ушла. Делла не реагировала на угрозы со стороны других собак, к счастью, и эта новенькая не стала исключением. А вскоре Тимба осознала, что не имеет смысла сторожить еду, которой в доме предостаточно.