Людмила Пивень - Ферма кентавров

Я Машку понимала. Я бы тоже убила себя, если б на свете не стало Боргеза.

Только поступила бы по-другому, выбрала бы такой способ, чтобы потом насильно не спасли.

Например, можно ж было прыгнуть с крыши двенадцатиэтажки, там же в Симферополе много высотных домов, а из больницы убежать нетрудно.

Ведь если твой конь умрёт, это всё равно, что тебе отрубят руку и ногу сразу. В таком виде лучше не жить.

…От этих мыслей и воспоминаний мне стало холодно, хоть солнце грело вовсю.

Наши прыгали. Владимир Борисович кричал — а как иначе, если говорить тихо, никто ничего не услышит, поле большое:

— Анна, Анна, заставь лошадь прыгать! Что это она у тебя стучит?!

Костлявая рослая Виннифред была небрежной. Стоило Ане отвлечься и во время прыжка гнедая плохо подбирала передние ноги и зацепы копыт стучали по препятствиям. Иногда обходилось всё нормально, а иногда жерди летели на землю. На любых соревнованиях за разрушение препятствия — четыре штрафных очка.

Аня злилась, она всегда страшно нервничала, когда тренер делал ей замечания. И, снова заведя гнедую на «каменную стенку», она скорее всего, мысленно ударила её, потому что Винни сделала гигантский красивый прыжок, раза в полтора выше и дальше, чем нужно.

Владимир Борисович снова закричал:

— Что ты творишь?! Полегче, лошадь загубишь!

Справа от меня захрустел песок. Я краем глаза уловила движение и шарахнулась в сторону, а потом уже увидела, что могла бы и спокойно стоять на месте, никто не собирался лишать меня жизни. Рядом затормозила зелёная «Нива». Она скатилась с дороги к полю с выключенным двигателем и подъехала бесшумно. На лобовом стекле был прилеплен розовый косматый чёртик и рядом косо торчала табличка с жирной синей надписью «ТВ-Крым».

Из машины вылез парень. Высокий, темноволосый, коротко стриженный, в кожаной курточке и кожаных штанах. Довольно симпатичный.

— Привет! Скажи, где ваш директор? Ну, начальник?

Я показала:

— Вон, тренировку ведёт. Подождите.

Открылась задняя дверь «Нивы», вылез ещё один. Постарше и поменьше ростом, волосы собраны в «хвостик», с головы до ног одет в синюю джинсу — кепка, куртка, штаны, кеды. Вытащил большую видеокамеру. Понятно, оператор!

Владимир Борисович заметил гостей и подошёл, бросив через плечо нашим:

— Шагайте пока…

Высокий представился тренеру:

— Кирилл Денисюк, крымское телевидение, программа «Островитяне»…

Оказалось, кто-то сообщил ему, что под Бахчисараем в селе Яблоневое работает необычный семейный детский дом. Одновременно детский дом и спортивная школа. И Денисюк решил снять про нас передачу!

Почему-то Владимир Борисович совсем этому не обрадовался. Он, конечно, не стал отказываться, поговорил с Денисюком перед камерой, но вид у него при этом был такой, словно зубы разболелись.

Тренер дал интервью и пошёл дальше вести занятия. Джинсовый оператор поднырнул под ограду и отправился снимать, как наши прыгают. А Денисюк постоял, посмотрел и вдруг обратился ко мне:

— Тебя как зовут?

— Света.

— Ты тоже… — он замялся и я помогла ему:

— Детдомовка? Ага.

— А почему ты не ездишь?

— Мой захромал. Ногу потянул.

— И как зовут твою лошадку?

Ух, ну и привычка у этих городских! «Лошадка»! Они почему-то стесняются говорить «кобыла» или «жеребец», хотя не стесняются «мужчина» и «женщина».

— У меня жеребец, Боргез. Чистокровный верховой. Это порода так называется, — пояснила я на всякий случай.

— Скучаешь без него?

— Чего? Я его пошагала немного, сейчас вместе со всеми на вторую тренировку пойду. Когда мы продажных тварей работать будем.

Денисюк оторопел:

— Продажных тварей?!

— Ага. Ну, тех лошадей, которых потом продадут.

Он расхохотался. Я тоже — потом, когда сообразила. Мы-то привыкли так говорить, не помню, кто это придумал, но ведь вообще-то «продажными тварями» проституток называют и предателей.

Денисюк расспрашивал меня о том, как и где мы живём, чем кормят лошадей, как называются препятствия на конкурном поле. Я честно рассказывала, только не сказала ни слова о том, что мы можем чувствовать лошадиные мысли и передавать им свои. К этому приучили нас Владимир Борисович и Роман Иванович. Мы навсегда запомнили: ни слова чужим о наших способностях. Даже в Яблоневом. Почему — ясно было без объяснений. Я вот рыжая, и, знаете, сколько драться пришлось, чтоб перестали дразнить?! Это при том, что рыжих-то на свете много. Экстрасенсов — гораздо меньше. И, как говорил Роман Иванович, еще не прошли те времена, когда за необычные способности человека могут убить.