Юрий Аракчеев - В поисках апполона.

И был тот случай, когда действительность не казалась беднее фантазии. Сколько раз в воображении я побывал уже на этой Поляне, сколько раз будто бы фотографировал Аполлона, предмет моей давней Мечты! И его распластанные солнечные крылья с ярко-алыми и угольно-черными пятнами закрывали все видимое пространство, и сквозь них была видна голубизна неба, красные просверки были как бы искусным изображением сразу нескольких солнц, а черные, оттеняя их дополняли картину, напоминая о темноте и свежести южных ночей, о чем говорил и серебристый лунный мех на тельце бабочки. Теперь же в действительности я видел: все так и есть. Красота — именно красота природы в первую очередь — не может разочаровать никогда. Если, конечно, ты готов к тому, чтобы воспринять ее чистым сердцем.

И я наслаждался ею, я пил ее большими глотками, я купался в красоте, блаженствовал, я воспринимал ее, кажется, не только глазами, но и всем своим существом.

Только, к сожалению, я сделал одну ошибку: все два часа был без рубашки, голый по пояс, и моя бедная кожа, выцветшая за долгие зимние месяцы в городе, подверглась чрезмерному облучению ультрафиолетовыми лучами на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря, что окончилось потом для нее плачевно. Но это было в будущем. Пока же я наслаждался праздником радостного и полно-ценного бытия. «Вот это и есть жизнь», — думал я.

Но оказалось, что и красота, как ультрафиолет, в больших дозах опасна. Часа через два я был переполнен, можно сказать, до краев. И когда Игорь предложил посидеть под сенью деревьев у речной заводи, где мы оставили вещи, я согласился, без грусти покидая солнечную Поляну. Несколько пленок было отснято, и главным образом были на них Аполлониусы, самцы и самки. И я чувствовал, что они обязательно должны получиться: ощущение непременного везения и какой-то непрерывно длящейся сейчас стройности бытия, осмысленности и оправданности его не покидало меня. Я еще не мог осознать того, что произошло, пока я только ощущал.

Потом, после отдыха под сенью деревьев у речки, я принялся фотографировать на Поляне цветы, прекрасные естественные «икебана». Икебана — это искусство составления цветочных букетов, развитое в Японии. Там даже есть целый институт, который готовит специалистов по икебане. Но тут, на Поляне, среди камней, великолепные «букеты» были уже готовы — не срезанные и поставленные в вазы, а живые! Тут не было безвкусных, нелепых сочетаний, наоборот. Изящно и с удивительным чувством меры раскидистые мелкоразрезные листья прангоса и ферулы оттеняли аметистовые соцветия дикого лука. Пышно цветущие карликовые кустарники вишни украсили своим нежным кружевом суровую поверхность скалы. Удивительно уместно светился канареечно-яркий от множества цветов кустик зверобоя в мрачном ущелье, словно укоренившийся в диких камнях солнечный «зайчик». С какой-то царственной, полной достоинства грацией стояли на высоких стеблях среди огромных, роскошных, уже высохших листьев рубиновые плоды ревеня Максимовича. Дружно и весело, один к одному, выстраивались маленькими куртинками розоватые мясистые стебли очитка с розоватыми острыми листиками и нежно-розовыми соцветиями. Именно на них с особой охотой садились Аполлониусы…

Да, я отвел душу на этой Поляне. Хорошо, что взял достаточно пленок… А затем мы с Игорем направились знакомой дорогой домой. И вот удивительно: на пути опять не встретили ни одного Аполлониуса. Так что если не знать местоположения Поляны, а точнее будет сказать — Склона, то можно вообще подумать, что солнечных бабочек, которые «встречаются локально и в небольшом количестве», в ближайших окрестностях нет.

Но мы-то знали, что они есть. Есть! И это наполняло меня ощущением тайны и счастья.

Цель командировки, собственно, уже была достигнута, да только ли цель командировки… И теперь посетило меня благостное спокойствие. И прямо-таки дрожь охватывала при мысли о том, что, проводив Игоря, я вновь приду на Склон Максимова — в блаженном одиночестве! — и начну спокойно и сосредоточенно путешествовать в дебрях — в дебрях долгожданной, давно желанной Дремучей Поляны, образ которой сложился в моем воображении давно, но до которой никак не допускала меня суета повседневной жизни. Да, именно в дебрях — в этой сравнительно замкнутой экосистеме, естественно сложившемся сообществе растений, животных, на своеобразном «материке», где все связаны друг с другом, а потому можно попытаться понять законы здешней «социальной гармонии».