Валерий Янковский - Тигр, олень, женьшень

Не двигаясь и внимательно оглядываясь по сторонам, он машинально опустил глаза и едва не оступился: у самых ног, в трех шагах от основания пня, как изваяние стоял медведь!

Он подошел совершенно бесшумно. Ни одна веточка не треснула в абсолютной тишине погожего утра, не хрустнул занастевший снег. Впечатление — будто муравьятник откуда-то прилетел. Подкравшись совершенно неслышно, он учуял возле пня след человека, но запаха самого охотника не мог уловить: воздушное течение шло выше. Взглянуть вверх не догадался и лишь тихо поводил носом. До него можно было дотянуться обыкновенной жердью.

Не мигая, не дыша, медленно-медленно брат стал поднимать винтовку. Одно резкое движение — и вспугнутый зверь или скроется между кустами и деревьями, или одним прыжком собьет с ног.

Мушка «уперлась» в ухо. Щелк! Его сразило как током, только два-три раза дрогнули кончики ушей…

Арсений всегда был неравнодушен к эффектным сценам. И сейчас решил разыграть компаньона. Только перебросил патрон и остался стоять на пне в той же позе.

Вскоре опять послышался треск, какое-то бормотание, прерывистое дыхание: Иван Кузьмич выбирался из распадка. Над кустами замаячила облезлая шапка. Он остановился, передохнул и снова рявкнул:

— Юрьич, карауль, медведь идет! — Он не знал, где именно находится наблюдательный пост, но чувствовал, что близко. Выстрела, находясь на дне глубокого оврага, он не слышал — сам шумел очень сильно.

Кузьмич сделал еще несколько шагов и заметил брата.

— Не видал? Медведь ушел в твою сторону, вот след! Как же ты его пропустил?.. — Он был возмущен и обескуражен.

Кусты скрывали от него распростертую на снегу тушу, он смотрел вверх, на упрямо молчавшего стрелка: лицо красное от крутого подъема, от возбуждения; брови, усы, борода покрыты сизым инеем… Последние пятнадцать, десять, пять шагов — он чуть было не ткнулся в круп своего «тигра»… Шагнул и замер. Мотнул головой, шапка съехала на затылок.

— О, яс-стри! Это когда же ты? Вот черт, напугал… Ну, слезай, давай руку! Да, спасибо, мне б без тебя не справиться. Якосике…

Мы неуверенно топтались по колено в снегу на лесистом берегу пограничной реки Туманган, с сомнением рассматривая молодой гладкий лед.

— Как думаешь, Юрьич, выдержит? Искупаться ныне — хы-ы, не больно приятно. О, ястри, все дно как через стекло видать!

Иван Кузьмич снял сосульку с усов и постучал по гладкому льду окованным ложем короткого карабина. Я стукнул толстым прикладом своей винтовки. Первый ноябрьский ледок был светел и тонок. Так тонок, что на порядочной глубине можно было сосчитать все, даже небольшие, чуть пожелтевшие камешки; как в аквариуме, виднелась перебегавшая стайками рыбешка.

— Должен выдержать, Кузьмич, только пойдем быстро по-одному, а лошадь надо бы последней, на длинном поводе.

— Ну, тогда вперед! Кто первый?

Первым, раскорячившись, скользя бочком, с корейского на маньчжурский берег сиганул косолапый, но шустрый Володя Андрианов. За ним я. За мной осторожно, согнувшись, — большой Валентин. Кузьмич невозмутимо ступил на лед огромными, сшитыми им самим из кабаньей шкуры моршнями и, таща на веревке развьюченного буланого конишку, уверенно переправился на левый берег. Когда вновь укрепили вьюк, он поправил свою заячью шапку, отер покрывшуюся инеем бородку и ткнул рукавицей вперед:

— Теперь прямо через пойму. С версту прошагаем целиной, а там тропа. Где-нибудь в дороге переночуем, а завтра доберемся.

Иван Кузьмич вел нас в свои заповедные места на границе кедровников. Там в прошлом году его любимый кобель Эс в одиночку задержал несколько кабанов, нашел в берлогах семь медведей! Сейчас невидный, цвета блеклой соломы, лопоухий, безродный, но удивительно талантливый пес, задрав пушистый хвост, бежал впереди, поучая молодого бестолкового помощника, серо-бурого Пурума.

В этот памятный день мы отмерили немало километров узкой, с виду ничем не примечательной лесной тропинкой. Но только с виду. На самом же деле то была очень древняя дорога, возникшая со времен образования двух соседних государств. С незапамятных времен стихийно проложенная проворной ногой лесного человека, она веками почти не меняла свой облик. Где-то рубили девственные леса, строили железные и шоссейные дороги, капитальные мосты и виадуки, а здесь все было так, как в старину.