Карл Май - Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

— Прекрасно!

— В этом бумажнике находится портмоне. А в нем — деньги.

— Неужели?

— Никакого сомнения. Я это точно знаю. Теперь вы довольны?

— Пока нет.

— Почему? Вы же получите миллионы! Только подумайте: миллионы! Я мог бы с ума сойти оттого, что приходится вам их уступать!

— Но вы же водили меня за нос. Я и так получил бы эти миллионы, не давая вам никакого обещания. Джонатан в любом случае мой пленник; я бы непременно нашел у него бумажник.

— Как хотите. Но я надеюсь, что из-за этой маленькой хитрости вы не разгневались на меня?

— Отнюдь. Но я надеюсь также, что ваши сведения окажутся верными и деньги пока еще у него, потому что я ставил условие, что получу их по вашей подсказке, с вашей помощью!

— Так и получается!

— А что потом произойдет с Джонатаном? Возможно, речь пойдет даже о его жизни!

— Каждый — творец своей судьбы. Я не могу ему помочь. Он слишком мало мне дал, обманул меня; я от него отрекаюсь, и мне совершенно все равно, что с ним станется. Если он умрет, то мне того и надо, я хоть потом отдохну от него. Ну а вы при этом обстряпаете очень хорошее дело, гораздо более выгодное, чем мое!

Вот так отец! На меня повеяло таким ужасом, словно бы мне на спину положили кусочек льда. Однако я превозмог себя и невозмутимо ответил:

— Да, награда очень высока, но меня она не вдохновляет, я ведь уже богат, владею миллионами.

При этих словах я постучал по бумажнику.

— Хотел бы я на них посмотреть! — улыбнулся он.

— Ну, так я охотно сделаю вам это одолжение. Это вас, пожалуй, все-таки немного позабавит. Итак, поближе сюда! Вот, вот, вот и вот!

Я вытащил бумажник, открыл его и с каждым словом «вот» подносил к его глазам один из конвертов. Ах, что за физиономию он скорчил! Как быстро менялось ее выражение! Глаза его как будто намеревались выскочить из глазниц. Он взметнул голову так высоко, как позволяли его путы, и прорычал:

— Это… это… это же… Откуда у вас этот бумажник? О, вы дьявол, дьявол, дьявол! — внезапно выкрикнул он, тупо уставившись на меня.

— Да не нервничайте вы так сильно, — ответил я. — Что плохого в том, что я нанес вашему сыну тайный визит в его палатку? Мне только за вас обидно. Вы не сможете сдержать свое слово и не поможете мне обещанными миллионами. Получил-то я их не по вашей подсказке и без вашей помощи. Теперь я вас не смогу выпустить.

— Не-е-е-ет? — выдохнул он, и все его тело содрогнулось.

— Нет. И деньги вы тоже не сможете получить.

Он не отвечал. Его голова откинулась назад, щеки впали, а глаза закрылись. Я полагал, что, получив столь сильный удар, он впал в обморок; я уже повернулся, чтобы уйти, как звук моих шагов пробудил его к жизни. Он выгнулся так, что затрещали ремни и изогнулся колышек, и рявкнул:

— Ты, порождение ада! Ты знаешь, кто ты? Сатана, живой Сатана!

— Чушь! Дьяволом был твой братец; я всегда его так называл, с первой минуты, как увидел. А ты — Искариот, предатель. Всем, кто сделал тебе добро, ты отплатил злом. Ты у своего собственного брата отнял и деньги, и жизнь, а только что выдал мне своего сына, единственного своего ребенка. Да, ты — Искариот и умрешь, как тот предатель, который пошел и сам себя удавил. Ты умрешь не от руки палача, а убьешь себя сам. Пусть Бог будет милостивее к тебе, нежели ты сам!

Я отвернулся от него и отошел к Францу Фогелю, который стоял поблизости, не замеченный им, и видел, и слышал все, что произошло.

— Ужасный человек! — сказал юноша. — Вы не верите, что он еще может исправиться?

— Я желаю любому грешнику раскаяния, на небесах радуются каждой заблудшей овце, какую удалось возвратить к праведной жизни, этого не удастся, да и от раскаяния он укроется. Он еще хуже своего брата, более грешен, чем тот, принявший смерть от его руки. Я бы плакал, если бы слезами здесь можно было помочь.

— Я боюсь его. Можно мне пойти с вами?

— Нет. Останьтесь пока здесь. Те молодые парни, что стерегут коней, еще не опытны; он может подбить их на опрометчивый поступок. И там, по ту сторону скал, еще не безопасно для вас. У нас перемирие, а не мир; дело может опять дойти до сражения.

— Вы считаете меня трусом?

— Нет; но вам нельзя подставлять себя под пули, что, может быть, вновь засвистят, ведь вам надо отвезти домой сестру и сберечь себя для родителей.

Он послушался и остался. Вождь, который привел меня, давно уже ушел, теперь и я, перебравшись через скалы, снова отправился на плато. Оттуда, со скал, я мог оглядеть его; все там было по-прежнему таким же, как я его оставил. Виннету находился около оружия могольонов. Связанный вождь все еще лежал внизу возле двух своих старейших воинов, а вождь нихоров только что отдал приказ обедать.