ФРЭНК СЕКОЙ - ВОЕННЫЕ НАВЫКИ ИНДЕЙЦЕВ ВЕЛИКИХ РАВНИН

Охотничьи культуры западных равнин периода до 1600 года мало известны, но должны быть схожи с охотничьими и собирательскими культурами к западу и северу от равнин. Различия могут заключаться в том, что использовались собаки в качестве транспортных средств и небольшие волокуш, охотники ютились в маленьких типи из шкуры бизона, и бизон служил их основным источником питания. Эти культуры были малоразвиты, а их элементы слишком рассеяны, чтобы говорить о каком-то едином культурном центре. Это и есть старая до-лошадная культура равнинных дикарей, которую, по мнению Вислера, развила и активизировала (intensified) лошадь. Однако ничего более отличительного он сообщить не мог.

После 1600 года старый аборигенный центр юго-востока видоизменился за счёт добавления к его традиционным качествам испанской культуры. Результатом этого оказалось гораздо более сильное влияние нового культурного центра на прилегающие равнинные пространства, чем влияние прежнего культурного центра индейцев Пуэбло. Привлечение лошади кочевыми охотниками (в данном случае имеются в виду восточные Апачи) имело совершенно неожиданные последствия – на равнинах возник высокоактивный культурный центр, где прежде не существовало и намёка на это. И любопытно здесь то, что на фоне бурного роста этой культуры практически отсутствовали какие-либо изобретения или же они были крайне редкими, однако в изобилии присутствовали всевозможные заимствования, переделывания, комбинирования уже ранее существовавших элементов. И всё же это была новая культура, и распространилась она по всем равнинам. Это был тот самый культурный центр, который развил военное снаряжение, навыки, тактические приёмы, на базе которых более поздний период выработал характерную церемониальную, организационную и декоративную надстройку так называемой “типичной” равнинной культурой.

Это исследование проследило развитие пост-лошадной и до-огнестрельной военной модели названного юго-западного равнинного культурного центра и его распространение по всем равнинам.

Во многих отношениях эта новая культура была подражающей, но оригинальность и самобытность её очевидны. Например, лошадь была заимствована и верховое снаряжение испанских всадников почти полностью воспроизведено, как правильно заметил Вислер. Но садились на лошадь всегда с правой стороны, так как индейцы не переняли у испанцев саблю. Лезвие сабли нашло иное применение – его привязывали в качестве наконечника копья. Мы также указали, что кожаные доспехи пост-лошадной и до-огнестрельной модели являются своеобразным сплавом испанской и индейской броневой традиций.

Бесспорно, что в тех случаях, когда лошади не было, а вместо неё использовалась собака (как в случае с волокушами), индейцы без колебаний переложили на лошадь эту функцию, увидев в ней идеальную замену собаке. Однако применение более крупного животного для перевозки волокуш позволило увеличить не только саму безколёсую повозку, но и типи, так как одни и те же шесты применялись для того и для другого.

Индейский всадник-лучник со всей его непревзойдённой воинской техникой не был скопирован у испанцев, так как испанские солдаты использовали лучников только для пешего боя. Всадник-лучник явился результатом интеграции собственного боевого искусства и пришлых элементов. Более того, верховой лучник сделался участником групповых действий, он не только воевал, но и занимался охотой на бизонов. Совершенно естественно, что новые техники социальной организации развивались и нашли своё применение в больших бизоньих охотах.

Любопытным является то, что в тех условиях появление лошади не положило конец земледелию, но наоборот продвинуло его вперёд. Так как пост-лошадная и до-огнестрельная модель была сначала принадлежностью одного народа, отдельные группы которого жили в мире друг с другом (так обстояло дело с равнинными Апачами), это давало им огромные преимущества над другими племенами, а следовательно, и безопасность.

При условиях военной безопасности кочевая жизнь с наличием бизоньей охоты не казалась более выгодной в сравнении с жизнью земледельческой. Они сочетались в зависимости от годовых циклов и позволяли максимально использовать ресурсы равнин. Но при отсутствии военной безопасности оседлая земледельческая жизнь становилась крайне уязвимой и либо уничтожалась совсем, либо превращалась в обузу или “ахиллесову пяту” племени. Так Апачи процветали при своей военной безопасности лишь до тех пор, пока имели явное превосходство в источнике этой безопасности – в своей военной модели. Это тянулось до того момента, пока пост-лошадная и до-огнестрельная модель не была скопирована Команчами и не усилена Блуждающей Нацией. Теперь Апачи почувствовали слабину в наличии земледельческой стороны своей жизни. В конце 19-го века восточные равнинные племена, такие как Поуни, не имея никаких особых военных преимуществ, обнаружили, что их земледелие является помехой для них.