Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

— Правда. Тот, чье милосердие велико, позаботился об этом, ибо у нас было мало возможностей подумать о собственной безопасности. Боюсь, что некоторые из наших молодых людей не отнеслись к этому с тем вниманием, какого требует благоразумие.

— Беззаботный Марк не забыл моих наставлений! Мальчик, надеюсь, ты не терял чувства долга настолько, чтобы опережать отца?

— Когда воинственные вопли раздаются меж бревен частокола, матушка, видишь и думаешь только о краснокожих, — возразил мальчик, проводя ладонью по лицу, чтобы скрыть капли крови, сочащиеся с бороздки, оставленной пролетевшей стрелой. — Я держался возле отца, но впереди или позади него, я не заметил из-за темноты.

— Парень вел себя хорошо и достойно, — сказал незнакомец, — и показал, что сделан из того же металла, что его дед. Ба! Что это светится среди сараев? Пожалуй, понадобится вылазка, чтобы спасти от разорения хлебные амбары и твои загоны!

— К сараям! К сараям! — прокричали двое молодых людей через свои бойницы.

— Постройки в огне! — воскликнула одна из служанок, исполнявшая сходную обязанность под прикрытием жилых домов. Затем последовали залпы мушкетов, каждый из которых был нацелен на вспышки света, ярко сверкавшие в опасной близости к горючим материалам, заполнявшим большинство наружных строений. Вопль дикарей и быстро опавшее пламя пылающего клубка возвестили, что цель достигнута с фатальной точностью.

— Это нельзя оставить просто так! — воскликнул Контент, возбужденный до чрезвычайности крайней степенью опасности. — Отец! — громко позвал он. — Сейчас самое время показать всю нашу силу.

За этим призывом последовала минута напряженного ожидания. Потом вся долина внезапно озарилась так, будто поток электрического света промчался по ее сумрачному ложу. Широкая полоса яркого пламени вырвалась из мансарды блокгауза, а затем раздался рев маленькой пушки, которая так долго пребывала там в молчании. Вслед за этим послышался грохот снаряда среди сараев и треск разрываемого дерева. При мгновенной вспышке стали видны до пятидесяти темных фигур, мечущихся между наружных построек в смятении, естественном для их невежества, и с быстротой, соответствовавшей их смятению. Момент был благоприятный. Контент сделал знак Рейбену Рингу. Они вместе вышли через задние ворота и исчезли в направлении амбаров. Время их отсутствия было исполнено напряженного беспокойства для Руфи и тревоги даже для тех, чьи нервы были покрепче. Однако нескольких минут хватило, чтобы успокоить эти чувства, ибо рискнувшие выйти вернулись невредимыми и такими же молчаливыми, какими покинули укрепления. Хруст ног по насту, ржание лошадей и мычание испуганного скота, пока обезумевшие животные метались по полям, вскоре разъяснили, ради чего был затеян этот риск.

— Входи, — прошептала Руфь, придерживая рукой задние ворота. — Входи, ради Бога! Ты выпустил весь скот, чтобы ни одна живая тварь не погибла в огне?

— Весь. И, сказать по правде, вовремя, ибо — смотри! — пожар разгорается!

Контент имел все основания поздравить себя со своей вылазкой, потому что, даже пока он говорил, стало видно, как полускрытые факелы, сделанные по обычаю из горящих сосновых шишек, опять движутся по полям, явно приближаясь к наружным строениям такими окольными и укрытыми тропами, которые могли защитить тех, кто их нес, от выстрелов гарнизона. Было сделано последнее и общее усилие, чтобы остановить опасность. Мушкеты молодых людей не бездействовали, и не однажды цитадель сурового старого Пуританина испускала свой поток пламени, чтобы отогнать опасных пришельцев. Немногочисленные крики разочарования и физической боли со стороны дикарей возвещали об успехе этих залпов. Но хотя большинство тех, кто приблизился к амбарам, было либо отогнано в страхе либо стало жертвой своего безрассудства, один из них, более осмотрительный или более опытный, чем его сотоварищи, нашел способ добиться своей цели.

Стрельба прекратилась, и осажденные поздравляли себя с успехом, когда внезапный свет разлился над полями. Полоса пламени вскоре вихрем взвилась над гребнем пшеничных скирд и быстро охватила горючий материал жадными языками. От этого гибельного разорения средств спасения уже не осталось. Сараи и загоны, еще недавно укрытые ночной темнотой, мгновенно осветились, и жизнь стала бы ценой, уплаченной любой из сторон, если бы кто-то осмелился проникнуть внутрь огненного крута. Жители пограничья вскоре были вынуждены отступить, даже несмотря на скрывавшую их тень от холма, и искать такое укрытие, как частокол, чтобы не стать мишенью для стрелы или пули.