Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

— Нет, наррагансет, — ответил он. — Беги, спасая свою жизнь, но предоставь мне увидеть жатву моих деяний. Они могут всего лишь уложить мои кости рядом с костями этого предателя у моих ног.

Лицо Конанчета не выразило ни волнения, ни недовольства. Он спокойно закинул на плечо угол своего легкого плаща и приготовился вновь занять место на камне, с которого только минуту назад поднялся, как собеседник снова стал торопить его бежать.

— Враги вождя не должны говорить, что он завел своего друга в ловушку и что когда он был быстр на ноги, то бежал прочь, словно удачливый лис. Если мой брат остается, чтобы его убили, Конанчет будет рядом с ним.

— Язычник, язычник! — откликнулся другой, тронутый едва ли не до слез верностью своего проводника. — Многие христиане могли бы извлечь уроки из твоей верности. Веди, я поспешу за тобой изо всех своих сил.

Наррагансет прыгнул в ручей и двинулся вниз по течению — в сторону, противоположную той, которую избрал Филип. В этом была своя мудрость, ибо, хотя их преследователи могли увидеть, что воду взмутили, нельзя было с уверенностью определить, куда направились беглецы. Конанчет учел это маленькое преимущество и с инстинктивной сообразительностью своего народа не замедлил им воспользоваться. А на Метакома повлияло направление, взятое его воинами, отступившими под защиту утесов.

Пока два беглеца не одолели сколько-нибудь значительного расстояния, они слышали крики врагов в лагере. А вскоре после этого рассыпные выстрелы возвестили, что Филип уже сплотил своих людей для сопротивления. Последнее обстоятельство давало некоторую уверенность в безопасности, что позволило им замедлить шаг.

— Мои ноги не столь быстры, как в былые дни, — заметил Смиренный. — Поэтому будем по возможности экономить силы на крайний случай. Наррагансет, ты всегда верил мне, и будь ты какой угодно расы или верований, здесь есть тот, кто помнит об этом.

— Мой отец смотрел глазами друга на мальчика-индейца, которого держали в клетке, словно молодого медведя. Он научил его говорить на языке йенгизов.

— Мы провели вместе тяжкие месяцы в нашей тюрьме, вождь. И даже Аполлион должен бы иметь каменное сердце, чтобы устоять против случая подружиться в такой ситуации. Но даже там мое доверие и забота были вознаграждены, ибо без твоих таинственных намеков знаками во время охоты не в моих силах было бы предостеречь друзей, что твои люди замыслили нападение в ту несчастную ночь пожара. Наррагансет, мы совершили много добрых поступков, каждый на свой лад, и я готов признать, что этот последний был не самой незначительной из твоих услуг. Хотя я и белой крови, и христианского происхождения, я почти готов сказать, что сердце у меня, как у индейца.

— Так и умри смертью индейца! — прокричал голос в двадцати футах от того места, где они переходили ручей.

Выстрел раздался одновременно с угрожающими словами, а не вслед за ними, и Смиренный упал. Конанчет бросил свой мушкет в воду и обернулся, чтобы поднять своего спутника.

— Это просто возраст не справился со скользкими камнями ручья, — сказал тот, когда вновь встал на ноги. — То был бы роковой выстрел! Но Господь по одному ему ведомым причинам на сей раз отвратил удар.

Конанчет не ответил. Схватив ружье, лежавшее на дне потока, он выволок своего друга на берег вслед за собой и нырнул в заросли, окаймлявшие берега. Здесь они были временно защищены от выстрелов. Но залп мушкетов сопровождался воплями, исходившими, как он знал, от пикодов и могикан — племен, смертельно враждовавших с его собственным народом. Нельзя было тешить себя надеждой скрыть свои следы от таких преследователей, а его спутнику ускользнуть путем бегства — это он тоже знал — было невозможно. Нельзя было и терять времени. В таких чрезвычайных обстоятельствах мысль индейца приобретает черты инстинкта. Беглецы стояли у подножия молодого дерева, вершину которого полностью скрывала масса листьев, принадлежавшая подлеску, кучившемуся вокруг его ствола. Конанчет помог Смиренному взобраться на это дерево, а затем, не объясняя собственных намерений, мгновенно покинул это место, оставляя как можно более широкие и заметные следы и мимоходом прибивая к земле кусты.

Прием верного наррагансета увенчался полным успехом. Не пройдя еще и сотни ярдов от этого места, он увидел первого из враждебных индейцев, бегущего, как охотничья собака, по его следам. Он двигался медленно, пока не увидел, что, заметив его, все преследователи миновали дерево. Тогда стрела, вылетающая из лука, едва ли бывала быстрее, чем его бег.