Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

— Ну что, убогий? — сказал Пуританин, сурово глядя на обоих парней, когда те приблизились со своими подопечными с разных сторон и почти одновременно. — Ну что, сэр? Сумеешь впустить скотину в эти ворота, если разумный человек не присмотрит за тобой? Делай, как будто так оно и есть; это верный и полезный совет, о котором человек ученый и простак, слабый и крепкий умом должны одинаково помнить в своих мыслях и в своих поступках. Вообще-то я не знаю, способен ли загнанный жеребенок стать более благородным и полезным животным в свои лучшие годы, чем тот, кого холят и берегут.

— Не иначе как дьявол вселился во всю отару и во всех жеребят тоже, — угрюмо возразил парень. — Я ругал их и говорил с ними, как будто они мои родичи, и все-таки ни доброе слово, ни непотребные речи не заставили их послушаться совета. Что-то пугает их в лесу в этот раз на заходе солнца, хозяин. Иначе жеребятам, которых я летом перегонял через лес, не годится так скверно обходиться с тем, кого им следовало бы признавать за своего друга.

— Ты сосчитал овец, Марк? — продолжал дед, повернувшись к внуку с менее суровым, но таким же властным выражением. — Твоя мать нуждается в каждом клочке шерсти, чтобы тебе и тебе подобным было чем прикрыться; ты же знаешь, дитя мое, что овец мало, а наши зимы скучны и холодны.

— Ткацкий станок моей матери никогда не останется без дела из-за моей беспечности, — самоуверенно отозвался мальчик, — но считай как угодно, а нельзя получить тридцать семь настригов, если овец всего тридцать шесть. Я потратил целый час в зарослях вереска и в кустах среди завалов на холме, разыскивая потерявшегося барана, и тем не менее — ни клочка шерсти, ни копыта, ни шкуры, ни рога, чтобы понять, что приключилось со скотиной.

— Ты потерял барана! Эта беспечность огорчит твою мать!

— Дедушка, я не зевал. Со времени последней охоты отару разрешили пасти в лесу, потому что за всю неделю никто не видел ни волка, ни медведя, хотя вся округа была настороже — от большой реки до других поселений колонии. Самым большим четвероногим, потерявшим шкуру во время облавы, был отощавший олень, а самая упорная битва разгорелась между вот этим диким Уитталом Рингом и сурком, который держал его на расстоянии вытянутой руки добрую часть второй половины дня.

— Может, то, что ты рассказываешь, — правда, но это не поможет найти то, что потеряно, и не пополнит численность скота твоей матери. Ты как следует осмотрел пустошь? Не так давно я видел, как скотина щипала траву в той стороне. Что ты вертишь в своих пальцах так бесполезно и бессмысленно, Уиттал?

— То, из чего сделали бы зимнее одеяло, будь этого достаточно! Шерсть! Притом шерсть, добытая из бедра старого барана по прозвищу Прямые Рога. Я еще забыл про ногу, которая дает самый длинный и грубый волос при стрижке.

— Это и вправду похоже на клок шерсти животного, которого недостает! — воскликнул второй мальчик. — Нет другой твари в отаре с такой жесткой и лохматой шерстью. Где ты нашел этот клок, Уиттал Ринг?

— Он рос на ветке с колючками. Странно видеть этот фрукт там, где должны бы созревать молодые сливы!

— Ладно, ладно, — прервал старик. — Ты зря и неразумно тратишь время на досужую болтовню. Иди, собирай свою отару, Марк. И ты, убогий, делай свое дело не с таким шумом, как имеешь обыкновение. Мы должны помнить, что голос дан человеку, во-первых, чтобы он мог вознести молитву благодарения и просить милости Господней, а во-вторых, чтобы поведать о благодати, которая дарована ему и которую его прямой долг попытаться разделить с другими. И еще, в-третьих, чтобы заявлять о своих естественных нуждах и склонностях.

С этим увещеванием, возможно, проистекавшим из тайного осознания Пуританином того, что он позволил мимолетному облаку эгоизма затемнить сияние его веры, собеседники расстались. Внук и работник направились к отаре и табуну, а старый Марк медленно продолжил свой путь к дому. Час наступления темноты был достаточно близок, и благоразумие требовало сделать приготовления, о которых мы упоминали. Впрочем, не было никакой необходимости особо поспешного возвращения ветерана в убежище для защиты его уютного и надежного жилища. Поэтому он не спеша продвигался вдоль тропы, иногда останавливаясь взглянуть на зрелище молодых злаков, которые начинали прорастать в ожидании наступающего года, и время от времени оглядывая окаймляющую линию горизонта, подобно человеку, имеющему привычку к чрезмерной и неослабной опеке.