Джон Бойн - Бунт на «Баунти»

Тем временем капитан Блай корпел над своей записной книжкой, писал отчет о нашем путешествии и о бунте, готовясь к тому, что мистер Фрейер назвал «серьезными вопросами», которые встретят нас по возвращении домой. Кроме того, он сочинял длинные письма к сэру Джозефу Банксу адмиралам военного флота и своей жене Бетси; зачем он это делал, для меня оставалось загадкой, ведь ему предстояло увидеться со своими адресатами раньше, чем они получат его послания.

Еще до того как отплыть на «Усердии», он составил список всех мятежников с указанием их примет и повадок, копии этого списка мистер Блай оставлял во всех портах, в какие мы заходили, надеясь, что это положит начало поимке негодяев, я же ни малейшей уверенности в том, что их поймают, не питал.

И наконец утром 13 марта 1790 года, через два года и три месяца после того, как мы вышли из Спитхеда, наш корабль достиг Англии. Доставил нас домой.

Лейтенанта Вильяма Блая, капитана без корабля.

И Джона Джейкоба Тернстайла, молодого человека шестнадцати лет, отродясь не имевшего ни кола ни двора.

В детстве улицы Портсмута казались мне очень широкими. Да и сам город – огромным, с целый мир. А жители его – единственными людьми, имевшими какое-то значение. Теперь же, снова выйдя на эти улицы, я поразился их узости – а может быть, тому, как расширились собственные мои горизонты. Я был уже не тем мальчиком, что покинул их холодным декабрьским утром 1787 года. И отличие мое от того мальчишки я обнаружил сразу.

Мы вернулись в Англию уже некоторое время назад, и скоро я должен был приступить к исполнению своих обязанностей в Лондоне, однако, получив свободную неделю, решил еще раз увидеть город, где родился и вырос.

Когда я направлялся туда, живот мой подводило и скручивало от страха повстречать мистера Льюиса, хоть я и боялся его куда меньше прежнего. Во время плавания на «Баунти» я строил планы побега, обдумывал, где мог бы укрыться, уберечься от его вездесущих свирепых глаз. И вот я возвращался в город по собственному почину. Думая об этом, я пусть и ощущал в себе новые силы, но тем не менее нервничал.

Я прошелся по улицам Портсмута, и ноги сами привели меня туда, где начались мои приключения. К книжной лавке, у которой француз, мистер Зелес, разговаривал со мной, пока я изыскивал возможность стянуть его карманные часы. Овощные и фруктовые лотки стояли на прежних местах, хозяйничали за ними те же люди, но сегодня они не набросились на меня, дабы оторвать мне руки-ноги, но приветственно окликали, уверяя, что яблоки их и орехи – лучшие в стране, таких расчудесных мне не найти, даже проделав путь от Лендс-Энда до Джон-о-Гроутса, так не желаю ли я купить их? И то сказать, одет я был куда лучше. И пострижен коротко, опрятно. Флот наделил меня хорошими штанами и парой сорочек, отчего я выглядел ныне как добропорядочный молодой джентльмен.

– Носовой платочек, сэр?

Я обернулся на женский голос – и кого же увидел? Флосс Маккей, которой я в былые дни сам приносил чужие носовые платки, извлекая их из карманов джентльменов, Флосс за фартинг спарывала монограммы, и я продавал платки, зарабатывая на каждом по пенни.

– Хорошие платочки, сэр, – прибавила она. – Лучших не найдете.

– Ты не узнаешь меня, Флосс? – с улыбкой спросил я, и она нахмурилась, занервничала, как будто я собирался обвинить ее в некотором неприличии и кликнуть полицейского, чтобы тот ее задержал.

– Нет, сэр, – поспешила ответить она. – И если вы думаете, что платочки мои чем-то нехороши, так покупать их вовсе необязательно, и желаю вам доброго дня.

– Это же я, Флосс, Джон Джейкоб Тернстайл. Помнишь меня?

Флосс вытаращила глаза, приоткрыла рот, я испугался, что она повалится от удивления на землю.

– Быть того не может… – прошептала она.

– Еще как может, – заверил я.

Флосс со смешком протянула руку, чтобы пощупать ткань моей куртки.

– Джон Джейкоб Тернстайл, – повторила она. – А я думала, ты помер.

– Жив-живехонек.

– И в добром, как вижу, здравии. – Она широко улыбнулась. – Ты ведь в море сбежал. Так мне рассказывали. На торговом судне.

– Это было не торговое судно. Один их фрегатов короля Георга. Но ты права, я уходил в море. И только сейчас вернулся.

– Надо же, – сказала она, оглядывая меня с головы до пят. – Как ты вырос! Высокий, красивый, загорелый. Я бы тебя ни за что не узнала. Куда ж ты плавал?

– На остров, который называется Отэити. В Тихом океане.

– Никогда о нем не слышала, утеночек. Однако тебе он пошел на пользу. Ты был прав, что убрался отсюда, – таким, как ты, тут делать нечего. Если я не сильно ошибаюсь, ты теперь не шаришь по карманам.