Джон Бойн - Бунт на «Баунти»

– Боже мой, мастер Тернстайл, – сказал он, – не сойти мне с этого места. Отправляясь поутру на работу, я скорее короля Георга мог надеяться повстречать, чем вашу милость. Однако видеть тебя я рад, это уж точно.

– Добрый день, сэр, – ответил я и нервно сглотнул, а подходить к нему слишком близко не стал. – Рад, что мое появление доставляет вам такое удовольствие, хотя, называя ваш род занятий работой, вы совершаете надругательство над смыслом этого слова, не правда ли?

– Ах, чтоб тебя! – Он усмехнулся. – Это где ж ты, позволь спросить, так говорить насобачился? Я слышал, что ты в море ушел деньгу загребать, а не поступил в университет, чтобы выучиться на красную девицу.

– Какой я ни есть, я таков, каким меня сделали вы.

– Да, паренек. – Он подступил ко мне, взял за руку и повлек к гавани – людей там было поменьше, мы могли поговорить с глазу на глаз. – Это уж точно, тебя сотворил я. Я – твой создатель. А ты покинул меня, неблагодарное дитя.

– По моим сведениям, меня сотворили мои родители, мистер Льюис, – ответил я. – Вы же просто подобрали меня на улице.

– Я твоих родителей помню, – сказал он, опускаясь на скамью. Я тоже сел, но не вплотную к нему, между нами вполне мог поместиться кто-нибудь третий. – Папаша твой был забулдыгой, а мать потаскухой. Разве я тебе об этом не говорил?

– Нет, сэр.

Можно было просто уйти, да мне не хватило духу. Ну и сказать ему кое-что следовало.

– Да, вот такими они были людьми, – продолжал он. – И поскольку они были такими, то я думаю, тебе повезло, что ты вырос на руках человека вроде меня. Или я тебя не кормил?

– Кормили, сэр, и всегда обильно.

– Не давал тебе на ночь постель?

– Давали, сэр, и не всегда пустую.

Он прищурился, немного склонил голову набок:

– И ты не испытываешь ко мне благодарности, мальчик? Не считаешь себя связанным со мной долгом чести?

– Я помню, что проводил дни, бродя по улицам и прибирая к рукам вещи, которые мне не принадлежали, а прибрав, относил вам, и вы набивали ими ваши сундуки, – резко ответил я. – И помню, как зарабатывал для вас и того больше, участвуя в потехах, до которых вы были столь падки.

– Я , мальчик? – усмехнулся он. – Ну, это уж перебор. По моим воспоминаниям, это ты был падок до них как никто.

Нижняя челюсть моя выпятилась, кулаки сами собой сжались; мистер Льюис заметил это, но нимало не испугался.

– Ну что, мальчишка? – спросил он. – Хочешь ударить меня? Драку решил затеять? Так тут ярыжек полно. Ты не думаешь, что они тебя в тюрьму за это отволокут? Возможно, так оно было б и лучше для всех заинтересованных сторон. В конце концов, ты же в нее и направлялся, когда тебя у меня украли.

– Нельзя украсть у человека то, что ему не принадлежит, – возразил я, и что-то в этих словах заставило его побагроветь, резко склониться ко мне и схватить меня за грудки.

– Ты принадлежал мне, мальчишка, – заявил он. – Душой и телом. Ты здорово задолжал мне за эти два с половиной года, и уж я позабочусь, чтобы ты расплатился со мной сполна.

– Ну нет, – ответил я, отстраняясь от него, хотя, должен сознаться, уверенности во мне поубавилось. Власть, которую он имел надо мной когда-то, словно бы возвращалась назад.

– Ты вернешься ко мне и отработаешь долг или, клянусь, сильно пожалеешь. Паренек ты все еще смазливый, на пару лет работы тебя хватит.

Я вскочил и сказал, постаравшись, чтобы голос мой звучал спокойно:

– Я уезжаю из Портсмута. И собираюсь…

– Никуда ты не уезжаешь, – прервал он меня и тоже встал и вцепился в мою руку. – Ты идешь со мной.

Рука его сжала мою, точно клещами, я вскрикнул, и, поскольку хватки он не ослабил, мне оставалось лишь вонзить каблук ему в ногу, что я и сделал, после чего вырвался, отпрыгнул от него и побежал.

– От меня не сбежишь, мальчишка, – с хохотом прокричал он мне вслед. – Портсмут принадлежит мне со всеми его потрохами. Ты еще не понял этого?

Я бежал, пока его смех не затих вдали, и, оказавшись на незнакомой улице, – а может быть, изменившейся с тех пор, как я побывал на ней в последний раз, – остановился, задыхаясь. Не знаю, в чем было дело – в привычности окружения, в сознании того, каким жестоким может быть мистер Льюис, в рабской зависимости от него, которую я ощущал почти всю мою жизнь, – но только я обнаружил, что, несмотря на все случившееся, ноги сами несут меня к его заведению, и на миг я поверил, что только там жить и смогу, что оно – мой, за неимением лучшего названия, дом.

И тут я налетел на выходящего из участка полицейского.