Александр Альберт - Морские рассказы

Легче всего ставить косые паруса на гроте и бизани – полтора десятка здоровых ребят бегом тянут фал гафеля с прикрепленным к нему парусом, пока он не достигнет салинга, и парус поставлен.

Курсанты снуют по реям, вантам, палубе, подгоняемые командами комсостава, чаще всего шкипера или вахтенного помощника. Капитан выше этой суеты, говорят, что до «Ратманова» он служил старпомом на легендарном «Товарище». Он либо стоит в рубке, либо у себя в каюте.

Первый раз мы ставили паруса долго – четыре часа. Ставили при слабом ветре, но эффект от полностью поставленных парусов, включая кливера и стаксели, ощутился сразу – корабль накренился, У форштевня вскипел бурун, море злобно зашипело, словно злилось, что его, такое красивое, ласковое, вспарывает тяжелое, грубое существо – наш «Георгий Ратманов».

Качка, пока шли по заливу, практически не ощущалась, но когда вышли в открытые воды, появилась зыбь. Длинные пологие волны шли одна за другой, мерно раскачивая парусник. Появились желающие отдать морю дань – съеденное за обедом. Бледные, они стояли на подветренном борту у фальшборта и «травили». Для большинства эти муки кончились быстро – через сутки, двое. Только один из нас лежал в койке и не вставал, мечта о море для него кончилась. По приходе в Архангельск он был списан на берег и отправлен в Ростов. Больше мы его никогда не видели.

Моя вахта «собачья» – с 24–00 до 04–00 утра. Нас восемь человек, мы должны выполнять перекладку парусов, обеспечивая маневрирование. Для более сложных работ вызывалась подвахта, ребята имели право спать в койках, не раздеваясь. Для полной постановки и уборки парусов объявлялся аврал, в этом случае поднималась вся команда.

Удивительное было время! На судне никогда никто не матерился, разгоны за промахи были вежливыми, по существу. К нам обращались исключительно на вы, даже матросы из постоянного экипажа – их было трое и еще один моторист, которому, когда было необходимо, мы помогали заводить «Лору», для чего нужно было долго крутить заводную рукоятку.

Было голодно. Овощи у нас были в сухом виде, на берегу купить что-то свежее негде. На мостике стоял деревянный ящик с решетчатыми стенками, через эти щели пальцами выковыривались хлебные крохи, этим чуть-чуть утолялся голод. Мы, на свежем ветре, при постоянных физических упражнениях с парусами и такелажем, поздоровели, аппетит у нас был в полном порядке. Капитан, понимая это, предпринимал постоянные действия по компенсации недостачи за счет местных ресурсов. В ему одному известных местах мы становились на якорь и занимались рыбной ловлей, ловили навагу, родственницу трески, но гораздо меньших размеров. Моторист из стальной проволоки от тросов делал самодельные крючки, которые мы цепляли, за отсутствием лесок, на суровые нитки, предназначенные для ремонта парусов, штук по десять сразу, опускали в море на глубину, подергивали – и рыба цеплялась! Выловленную резали на мелкие кусочки и насаживали их на крючки в виде наживки. В этом случае успех был значительнее – иногда все крючки приносили добычу.

Учились ходить на вельботе, «галанить» под руководством капитана – управлять вельботом и приводить его в движение посредством одного весла на корме.

Я начал вести дневник, но скоро кончились чернила в авторучке, потом и карандаш, пришлось бросить.

Однажды зашли в заливчик – Падан-губу – на южном побережье Кольского полуострова. Место изумительной красоты, память о нем осталась на всю жизнь. Залив был окружен скалистым обрывом поверх которого шел лес с девственными ягодными полянами – черникой и голубикой. Ягод было так много, что мы поедали их лежа на животе. С парусника принесли ведра и мы набрали их за считанные минуты, потом неделю получали в обед компоты с добавкой свежих ягод.

Вода в бухте необыкновенной чистоты, дно видно на глубину метров двадцать. В Падан-губе мы стояли несколько суток, приводили в порядок такелаж, красили надстройки.

При приливах в бухту заходили миллионы медуз самых разных расцветок и размеров.

После стоянки в Падан-губе мы снялись с якоря и пошли за продуктами в Пертоминск, древний деревянный городок поморов, стоящий на южном берегу Белого моря. На берег не пускали, шкипер сказал, что там делать нечего. За продуктами ходили на шлюпке матросы постоянного экипажа.

Время летело быстро. Непрерывные маневры, связанные со сменой галсов и, соответственно, с перекладкой парусов, отнимали много физических сил. Проводились ежедневные занятия по парусному и такелажному делу, мы научились вязать более тридцати морских узлов, некоторые из них, самые сложные, – беседочный и топовый, я и сейчас могу связать с закрытыми глазами.