Виктор Красильников: Пушкин и другие флотские. Морские рассказы

© Виктор Красильников

Подлинно золотым пером написано: «Пушкин – наше всё!» С любых неожиданных сторон на это звонкое утверждение выйдешь. И при совершеннейшем подъёме духа за всяким разом в том убедишься. А что если взять закрытые для многих любопытствующих грозные военно-морские силы? Ничуть, друзья, не слабо!

В самом конце шестидесятых прикололась полярной розочкой к славе русского поэта брутальная история. По народной систематике, она – завзятый прикол. Судите сами.

…Причальные кнехты северодвинской базы держали на швартовых подводный атомный крейсер. Ракетное нутро гиганта прятало такую ядрённую силищу, что запросто сумела бы убавить географию на целый континент. По крайней мере, опустошить.

Краткосрочный ли ремонт предстоял или нечто иное, не так важно. Нужная нам подробность – звонок с берега. Чётко, как принято у военморов, минутой дело изложилось: – Комендант города … Патрулём задержаны в подпитии три ваших офицера. – Есть. Принял. (Дескать, пошлю за имевшими честь не слоняться угрюмыми). – Ваша фамилия? – Пушкин.

Телефон уловил клацанье брошенной в сердцах трубки. Не успеет, пожалуй, и оборотистый кок придать котлетам аппетитный оттенок, как вахтенный сверху рубки докладывает: – К нам комендант с группой офицеров.

Заподозренный в издевательском глумлении над первородством комендантского чина, знамо, раздолбайской пьяной неадекватности и чёрт те в чём гораздо ужаснее, выскакивает на палубу. Не надо быть провидцем, чтоб усечь: арестовывать прибыли. Забавно, да пока не до того. По-строевому шику тотчас рапортует: «…старший помощник «К [1] «К*-…» – означает крейсерскую подлодку. Далее – бортовой номер. -…», капитан второго ранга Пушкин». – Может, ещё скажете Александр Сергеевич?! – Да. Александр Сергеевич. – Ваши документы! – изнову распалясь, взрыкивает комендант.

И только заглянув в корочки, поднёс руку к козырьку. – Извините. Сейчас мы ваших офицеров сами доставим.

Эзоповским языком властного мужика прозрачно признавалось: ладно, мол, все прощены. За то, что невольно взорвался, не буду портить гулякам погонную жизнь.

Так-то старпом в одно и то ж ФИО. Отлично службу правишь. Всплывай чаще, подводный ты наш Александр Сергеевич!

…Кто поведал историю от первого лица, был уже капитаном 1-го ранга. Скучная попажа морем по служебной надобности заставила его припомнить кое-что повеселей.

Сама обстановка в рубке комфортного рассекателя мелких волнишек располагала к досужной откровенности. Она же лишала штучных катерников робости от близости ходячих больших званий.

Умудрись-ка бок о бок изображать строгую иерархию…

О том же и пословица: «В тесноте да не в обиде». – Вы и впрямь потомок Пушкина? – спросил с непритворным простодушием главный тем днём на маленьком борту Алексей. – Ну, это вряд ли, – поддержал сомнения, выходящие за край мыслимого, интересный рассказчик с отчётливой флотской харизмой. А то, что отвёл глаза, точь-в-точь явленные на холсте художника Тропинина [2] Имеется в виду знаменитый портрет Пушкина. , никто не уловил. Понятно, погрубей общество – не столичные эстетствующие хлюпики.

Каждый в рубке (воздать должное напрямую) – из отборных североморских волчар. Сугубо портить их культурой – тоже самое как сдуру компАсы размагнитить. Будет гораздо лучше оставить таковыми, к чему они душами призваны, подо что суровостями службы заточены.

Перебрав сто резонов на этот счёт от житейских практиков, закончишь сто первым от скаварлыги позорного. Паркет, де, эрмитажных зальцев, академических галерей, без этих самых водоходцев прослужит дольше. Пущай свои стальные палубы до пенсиона шлифуют. И так сотворёны на зависть: плечистые, рослые, с натиском во взоре. Любая баба от этаких потечёт.

Однако ж, ничего не бывает без исключений. Сам капраз [3] капраз – капитан первого ранга. поразительным антиком оказался. Чур! Попридержу. Это и всё-всё иного порядка, пока мается в очереди следующих времён.

… Так получилось, что мелькнувший эпизод имел продолжение много позже: перед самым (не будь к ночи помянутым) перестроечным развалом державы.

Разворачивает как-то Алексей Германович на досуге центральную газету. Разумеется, будучи уже в иной ипостаси, редко вспоминающий ту давнюю доставку высокой комиссии.