Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

Например, однажды (это случилось уже в 1808-м или в 1809-м) Питер Хейвуд, к тому времени блестящий морской офицер, совершенно случайно столкнулся нос к носу с человеком, как две капли воды похожим на Флетчера. Это произошло на Фор-Стрит в доках Плимута. Встретившись глазами с Хейвудом, незнакомец поспешил быстро ретироваться. Бывший гардемарин с «Баунти» даже погнался за ним, желая обнять старого товарища, но тот, искусно лавируя в переулках и подворотнях, ловко исчез.

Этот эпизод только подогрел многочисленные сплетни о том, что предводитель мятежников каким-то невероятным образом мог вернуться в Англию. Впрочем, никаких доказательств этому факту нет. Хейвуд, в конце концов, мог и обознаться.

Так или иначе, к началу нового, XIX века о «Баунти» все стали потихоньку забывать. Последствия Великой Французской революции и фантастический подъем Наполеона повернули Европу лицом к приближающейся угрозе всеобщей войны. Мир готовился к совсем другим испытаниям.

И теперь никому уже не было дела до пропавшего мятежного судна и до его экипажа…

…До нового XIX века из экипажа «Баунти» доживут не все. Помощник плотника Чарльз Норман умрет в декабре 1793-го. Бывший гардемарин, а ныне лейтенант Джон Халлетт — еще через год, в декабре 1794-го, в 22-летнем возрасте.

Парусных дел мастер Лоренс Лебог скончается 47 лет от роду, весной 1795-го, на борту судна «Джейсон».

Чудом избежавший виселицы Уильям Маспрэтт погибнет в начале 1798-го, в возрасте 38 лет.

31-летний лейтенант Томас Хэйуорд утонет вместе со всем экипажем шлюпа «Свифт» в апреле 1798-го у берегов Макао.

Капитан Блай успешно продолжит свою карьеру. В 1797 году, правда, он будет вовлечен в еще один мятеж — знаменитое Восстание в Норе [87]. Команда судна «Директор», которым командовал Блай, примкнула к забастовавшим морякам нескольких военных кораблей. Восставшие требовали повышения жалования, изменений морского устава и улучшения условий труда. А затем перешли и к политическим лозунгам: роспуск Парламента и мир с Францией. Мятеж, разумеется, был жестоко подавлен. 29 человек были повешены, десятки брошены в тюрьмы и отправлены на австралийскую каторгу, сотни высечены кошкой.

Блай не пострадал.

Остальные бывшие члены экипажа «Баунти» тоже, насколько известно, остались во флоте, но об их дальнейших судьбах мы знаем меньше. Почти все они растворятся в истории, оставив после себя редкие упоминания в пыльных архивах. За исключением, пожалуй, одного — Питера Хейвуда.

Его карьера морского офицера сложится весьма удачно. Он дослужится до звания коммодора, и статья о нем войдет в Биографический Справочник Королевского Флота. Тем не менее, он, по легенде, всю жизнь с ностальгией будет вспоминать свои приключения на «Баунти». Есть косвенные свидетельства того, что молодой Питер, особенно поначалу, очень скучал по своей вахине и своему ребенку, оставшимся на Таити. Мечтал увидеть их когда-нибудь.

Коммодор Питер Хейвуд (1772–1831)

А еще он до конца своих дней не мог забыть своего друга Флетчера Кристиана. И их прощальный тайный разговор, состоявшийся на берегу Бухты Матаваи в сентябрьский вечер 1789 года, незадолго до того момента, когда «Баунти», подняв паруса, навсегда покинула Таити и исчезла в неизвестном направлении в поисках рая.

Жалел ли впоследствии блестящий морской офицер, что не пошел тогда с командой Флетчера и со своей возлюбленной? Кто знает…

Закончить первую половину книги мне хотелось бы так.

У Редьярда Киплинга, знаменитого автора «Книги Джунглей» и «Бремени белого человека», есть одно стихотворение. Называется «Цыганская тропа» («The Gypsy Trail»), или, в русском переводе, «За цыганской звездой». В России эти стихи (в переводе Г. Кружкова) больше знают как текст песни, которую в фильме Эльдара Рязанова «Жестокий романс» поет Никита Михалков: «Мохнатый шмель на душистый хмель…» и так далее.

Так вот, всегда, когда я пытался вдуматься в смысл этого текста, меня немного смущало странное сочетание цыганской романтики и океанской экзотики. Ведь цыгане, думал я, — кочевой и сугубо сухопутный народ, при чем тут море? Их стихия — широкие степи, кони и кибитки, а никак не южные широты, волны или паруса.

Сейчас я отчетливо понимаю: Киплинг, возможно, подсознательно и невольно, писал о мятеже на «Баунти» (о котором он, конечно, знал с детства). О Флетчере, Мауатуа и других. О тех британских моряках и их полинезийских возлюбленных, которые отправились в последний поход на захваченном судне на поиски своего острова. О той самой ночи прощания, которую Питер Хейвуд вспоминал всю жизнь.