Стивен Каллахэн - В дрейфе - Семьдесят шесть дней в плену у моря

В Испании моя команда увеличилась на одного человека. Это француженка, и зовут ее Катрина Пузе. Мне как раз нужен был рулевой. Предшествующий опыт Катарины в океанских плаваниях сводился к выходу в Бискайский залив на яхте, которая вскоре потеряла мачту. Растерянный экипаж запросил помощи по радио, их подобрал проходящий мимо танкер, и им оставалось только проводить грустным взглядом навсегда удаляющуюся от них яхту — мечту, ради осуществления которой эти ребята трудились не один год. Дело в том, что они действовали в наивном заблуждении, будто танкер спасет вместе с ними также и яхту. Но Катарину оказалось не так-то легко обескуражить. Автостопом она добралась до Ла-Коруньи, с тем чтобы оттуда отправиться дальше к югу, но теперь уже методом «яхтостопа».

Катарина просто очарована моим «Соло», и сама она очаровательная девушка, но мне сейчас не до флирта. Единственное, чего я хочу, так это чтобы жаркое южное солнце поскорее растопило скопившийся во мне за последнее время заряд печали. С помощью Катарины я рассчитываю через две недели попасть на Канары.

Мы еле тащимся, и путь до Лиссабона занимает у нас четыре недели. В промежутках между нежными вздохами зефиров мы бессильно колышемся на зеркальной глади моря. Вглядываясь в свое отражение в неподвижной воде, я чувствую намек на то, что так, пожалуй, никуда не приплывешь, но я уже втянулся в тягучий ритм круиза. Досада, вызванная неудачей в гонке, мало-помалу притупляется.

В этой части испанского побережья древние речные долины — риас — глубоко врезаются в материк. В этом суровом краю вся современная техника представлена запряженными осликами повозками с деревянными осями и колесами. Подстилку для своих животных местные крестьяне делают из диких трав, собранных на горных расчистках. У общественных бассейнов собираются женщины и колотят вальками белье на камнях или бетонных плитах. В одном порту чиновники долго и пристально изучают наши въездные документы, таская их из кабинета в кабинет, будто дети, пытающиеся расшифровать иероглифы. Больше года ни одна яхта не становилась здесь на якорь.

В густом тумане мы идем вдоль португальского побережья, постоянно расходясь с транспортами, огни которых в ясные ночи напоминают елочные гирлянды. В пределах видимости все время находятся шестнадцать-семнадцать судов. По левому борту тянутся каменные зубцы скалистого побережья, вокруг которых бушует кипящий прибой, а по правому — непрерывно слышится глухое громыхание тяжелых корабельных двигателей. Когда паруса безжизненно обвисают, мы принимаемся грести. Нередко мы делаем только по десятку миль за сутки.

Проще всего было вообще не сниматься с якоря. Южная жизнь и ленивая погода оказывают наркотическое действие. Мы просто упиваемся покоем. В дружной компании яхтсменов у нас завязываются приятельские отношения с теми, кто путешествует в том же направлении, что и мы. Среди них много французов. Все рассчитывали к январю быть уже в Тихом океане, но погода здорово перекроила их планы. «Может быть, мы зазимуем в Гибралтаре». Но какой-то внутренний зуд не дает мне покоя. Это сильнее простого желания добраться до такого места, где можно пополнить запас денег в похудевшем кошельке. Катарина иногда дуется, ей хочется, чтобы я вел себя с ней не так сдержанно. «Жесткий ты человек», — говорит она мне, но я не реагирую на ее слова и не смягчаюсь. От этого во мне только крепнет решимость после Канар продолжать свой вояж в одиночку.

За Лиссабоном нас подхватывает наконец приличный ветер, и вскоре мы уже видим на горизонте горные пики Мадейры. После короткой передышки мы опять устремляемся на юг, и вот перед нами открывается Тенерифе. Этот двухнедельный круиз растянулся на шесть недель. Здесь я прощаюсь с Катариной, мир и покой снова воцаряются на моем корабле. Мы с «Соло» прекрасно чувствуем себя в обществе друг друга.

Куда бы мы ни зашли, нас везде хорошо принимают. Местные рыбаки, которые обычно держатся в стороне от больших шикарных яхт, со всех сторон устремляются к моему «Соло», точно медведи к бочонку с медом. Еще бы! Мое суденышко по размеру не превосходит их открытые парусные лодки, служащие для рыбной ловли в прибрежных водах. Они никак не могут поверить, что такая маленькая яхта могла прийти сюда из самой Америки.

В одной гавани все, кто имеет отношение к морю — рыбаки, мастера-судоводители и прочие, — каждое утро спозаранку сходятся на набережной и терпеливо дожидаются моего пробуждения: они желают выслушать еще пару-другую историй, которые я рассказываю им на ломаном испанском, подкрепляя его бурной жестикуляцией.