Питер Бенчли: Девушка из Моря Кортеса

Такие внезапные штормы назывались кубаско, и в отличие от ураганов или тайфунов они не приходили откуда-либо, а возникали в том же месте, где и исчезали. Поэтому даже если у кого-то было радио, по нему вряд ли можно было услышать предупреждение о приближающемся кубаско.

Если тебе везло и в тот момент ты находился на суше, можно было юркнуть в канаву или спрятаться за холмом.

Если же тебе не везло и ты был в море, следовало постараться заметить ранние признаки приближающегося кубаско или хотя бы один-единственный признак, например мельчайшее изменение в направлении ветра или скопище черных облаков на горизонте. Тогда у тебя оставалось время доплыть до суши или, наоборот, до открытого моря, откуда набежавшие волны не смогли бы выбросить тебя на скалистый берег.

Если же тебе совсем не везло и ты находился под водой и не видел первых признаков начинающегося кубаско до того момента, когда шторм оказывался у тебя над самой головой, тогда все, что оставалось, это взобраться на лодку, поднять якорь, завести мотор и — молиться. Иногда это помогаю, иногда нет.

Два года назад летом, после ужасающего «кубаско полной луны» (было полнолуние и сильный прилив, а это означало, что штормовой прибой был высоким и еще более разрушительным), ее отца нашли без чувств на берегу близлежащего острова.

Это было одной из причин, почему Палома не могла согласиться с Виехо и его единомышленниками, что все таинственное каким-то образом является частью плана Господнего.

Если кто-то или что-то, какая-то высшая сила пожелала смерти или умышленно привела к гибели ее отца, Палома возненавидела бы эту силу до конца своих дней. Поэтому она верила, что смерть отца была скорее несчастным случаем, которого никто не мог предопределить и, уж конечно, никто не мог предотвратить. Она старалась не идти дальше в своих мыслях и не пыталась понять, что скрывается за случайностью или судьбой.

За ужином в тот вечер Хо настойчиво, в деталях рассказывал Паломе и матери обо всех своих рыбацких достижениях.

Он хвастался, как много рыбы было поймано, подробно описывал, как сильно сопротивлялся морской окунь, как акулы кружили вокруг их лодки, стараясь стянуть улов.

Палома сидела молча, зная, что любое ее высказывание приведет к ссоре. А их мать Миранда улыбалась и говорила, кивая:

— Это здорово.

Взглянув на Палому, Хо продолжал:

— Я даже швырнул свой гарпун в манта-рэя, гигантского морского дьявола. Он увернулся в последний момент, и я промахнулся. А потом, я клянусь, он развернулся и напал на лодку. Хорошо, что я быстро управился с лодкой, иначе он бы просто потопил нас.

Палома спокойно заметила:

— Манта-рэи не нападают на лодки.

— А этот напал. Он оказался настоящим морским дьяволом. Я клянусь.

— А зачем ты кидал в него гарпун? Манта-рэй совершенно безобиден.

— Это тебе так кажется! Этот морской дьявол — воплощенное зло. Вот почему у него рога. Он олицетворяет зло на земле.

Палома ничего не ответила, усиленно стараясь глядеть только в свою миску с ухой. Но она не смогла удержаться и машинально покачала головой, как делал ее отец, выражая презрение.

Хо знал этот жест, угадал его происхождение, и это привело его в бешенство. Он закричал:

— Да что ты знаешь? Ты думаешь, что столько всего знаешь. Да ты не знаешь ничего! Морской дьявол — это зло, всем это известно. Всем, кроме тебя. Ты не знаешь ничего.

Миранда тоже узнала этот жест, который напомнил ей о покойном муже и о том конфликте, который Хобим, сам не ведая, зародил между своими детьми. Она испуганно сказала:

— Может быть, так оно и есть, Палома.

Не отрываясь от супа, Палома ответила:

— Нет, мама.

— Не слушай ее, — сказал Хо, — она ничего не знает!

Он сплюнул в сторону камина — так мужчины на острове показывают, что они выиграли спор.

— Может, тебе только кажется, что ты права, Палома, — сказала Миранда, стараясь успокоить и примирить своих детей, восстановить мир в доме. — Вот я сама иногда думаю, что знаю что-то наверняка, хотя, возможно, я просто...

— Давай оставим это, мама, — сказала Палома, желая прервать бессвязное бормотание матери.

Какое-то время они сидели в тишине.

Потом Палома подняла глаза и взглянула в напряженное красное лицо своего брата. Артерии по обеим сторонам его шеи надулись, как тросы, и Палома почти видела, как они пульсируют. Его челюсти подергивались, а большие руки — в окружности как бедро Паломы — дрожали.