Роберт Говард: Дьяволица

Снаружи, где рассвет разогнал туманные клочья над водами южной части Тихого океана, море было спокойным, но тайфун бушевал в салоне 'Saucy Wench'. Больше всего грохота было доставлено капитаном Харриганом — громкое красноречие, заряженное серой, перемежаемое ударами волосатого кулака по столу, через который он осудительно и разрушительно орал на Ракель О`Шайн, которая кричала на него в ответ. Между тем они производили так много шума, что не услышали внезапные крики, раздавшиеся на палубе.

— Заткнись! — заорал капитан. Он был широким, как дверь, его рубаха открывала грудь и руки, мускулистые и волосатые, как у обезьяны. Растущая щетина топорщилась на лице и глаза сверкали. Это было зрелище способное устрашить любую женщину, даже если она не знала его как Булли Харригана, контрабандиста, торговца рабами, вора жемчуга и пирата, когда предоставляется такая возможность.

— Заткнись! — повторил он. — Услышу еще хоть один писк от тебя, испано-ирландского отребье, и я сломаю тебе челюсть!

Будучи человеком первичных порывов, он подкрепил свою мысль ударом кулака-молота, от которого Ракель увернулась с ловкостью отточенной долгой практикой. Она была стройной и гибкой, с пышными черными волосами, темными глазами, которые горели дьявольским огнем, и с кожей цвета слоновой кости, наследием ее смешанной кельтско-латинской крови, что сводит мужчин с ума с первого взгляда. Ее тело было очень волнительно, когда она двигалась, словно поэма о захватывающей дух благодати.

— Свинья! — закричала она. — Не смей и пальцем тронуть меня! Это было чисто риторически; Харриган дотрагивался пальцем до нее более одного раза в течение последних недель, не говоря уже о кулаках, страховочных тросах и линьках. Но она до сих пор была не укращена.

Она тоже била по столу и ругалась на трех языках.

— Ты относишься ко мне, как к собаке, весь путь от Брисбена! — бушевали она. — Утомился от меня, ты, зачем тогда забрал от хорошей работы в Сан-Франциско…

— Я забрал тебя… — грандиозность обвинения заставила поперхнуться капитана. — Ах ты дикая, береговая девка, первый раз я увидел тебя той ночью, когда ты поднялась на борт, когда мы отплывали и умоляла меня, стоя на коленях, взять тебя в море и спасти от копов, после поножовщины с итальянскими иммигрантами в дешевом баре на Уотер Стрит, где ты работала, ты…

— Разве не ты позвал меня с собой! — закричала она, исполняя военный танец. — Все, что я делала там — это танцевала! И я вела себя честно с тобой, но теперь…

— Меня сейчас стошнит от твоих истерик, — промолвил Харриган, фыркая словно огромная лошадь, приложившись к бутылке. — Это слишком даже для такого добросердечного увальня, как я. Как только мы придем в цивилизованный порт, я оставлю тебя в доках. А если продолжишь дерзить мне, я продам тебя первому же крымскому вождю, которого встречу, ты проклятая адская кошка!

Эти слова для нее были словно горящая спичка, что легла на запал ракеты. Она взвилась до потолка, и в течение нескольких минут каюта была наполнена страстной женской бранью, заглушившей даже рев Харригана.

— И куда мы идем? — спросила она, вспоминая другую обиду. — Я хочу знать! Экипаж тоже хочет знать! Ты ничего не сказал, когда мы покидали Брисбен! Мы не взяли с собой ни какого груза, и сейчас очутились в этих богом забытых морях, и никто из нас не знает, где же мы находимся, кроме тебя, а ты все это время жрал выпивку и изучал проклятую карту!

Она схватила ее со стола и взмахнула с осуждением.

— Отдай мне это! — проревел он дико, хватая карту. Она ловко отскочила, чувствуя что это было очень важно для него, и теперь у нее появилось преимущество.

— И не подумаю! Не раньше, чем пообещаешь прекратить бить меня! Остановись! Я брошу ее в иллюминатор, если подойдешь ближе! Ее частое дыхание, ее возбуждение, делали ее красоту еще более разрушительной, но в данный момент он не замечал этого.

С бешеным ревом Харриган бросился вперед, опрокинув с треском стол. Ракель подняла больший ураган, чем она ожидала или предполагала. Она завизжала в страхе и отпрыгнул назад, бешено размахивая картой, зажатой в руке.

— Отдай мне это! — Это был словно вопль потерянной души. Волосы на голове Харригана встали дыбом, а глаза вылезли из орбит. Ракель завизжала от ужаса, слишком смущенная, чтобы сообразить вернуть вещь, которую он просил. Она отпрыгнула назад, споткнулась о стул и упала на спину с воплем, и непроизвольно вскинула свои голые ноги цвета слоновой кости показательно вверх. Но Харриган был слеп к этой чарующей демонстрации. Как только она упала, она необдуманно отбросила карту в сторону, и, так как дьявол всегда контролирует такие вещи, та вылетела в открытый иллюминатор.