Вольфганг Хольбайн - Девочка из Атлантиды

Майк нервно облизал пересохшие губы кончиком языка. Астарот задрожал у него на руках. Он почувствовал, как в теле кота до предела напрягся каждый мускул.

— Я просто хочу убедиться, что с ней все в порядке, — сказал Майк.

— Ну хорошо, — сказал Винтерфельд и встал. — Если необходимо доказать тебе, что я предлагаю сотрудничество всерьез, пусть так и будет. Пойдем.

Он обогнул свой письменный стол, пригласил Майка следовать за ним и открыл дверь. Оба охранника, которые привели сюда Майка, все еще стояли у дверей в коридоре. Они послушно отступили на шаг, чтобы пропустить Винтерфельда и Майка, но последовали за ними на расстоянии двух шагов.

Винтерфельд повел его по настоящему лабиринту ходов и коридоров. То тут, то там им встречались члены экипажа, которые мгновенно уступали дорогу капитану, но, в общем, корабль будто вымер.

Майку стало ясно, что это не из-за малочисленности экипажа «Леопольда», а из-за колоссальных размеров корабля. Раньше, когда Майк делил с сыном Винтерфельда одну комнату в интернате, они частенько беседовали о «Леопольде». Пауль рассказывал ему, что это один из самых больших кораблей германского военно-морского флота. Майк вспомнил об этом, но до сих пор никогда не задумывался, что это, собственно говоря, означало — теперь же не переставал изумляться. Даже «Наутилус» со своей сотней метров в длину выглядел маленькой лодочкой рядом с боевым кораблем. Все эти мысли вызвали вопрос, который ему давно хотелось задать.

— А где Пауль? Он тоже на борту?

Винтерфельд засмеялся.

— О нет, — покачал он головой. — За кого ты меня принимаешь? Я бы никогда не подверг своего сына такому риску. Он сейчас в безопасном месте.

— И где же это безопасное место? — спросил Майк.

Винтерфельд снова засмеялся и покачал головой.

— Ты никогда не сдаешься, не так ли? Но я думаю, что мы пока не будем торопиться со знаками доверия, ладно? Позже ты обязательно повидаешь своего друга.

Они добрались до цели. У железной двери стояли двое охранников, которые были, как все на борту, вооружены, но заметно скучали. Заметив Винтерфельда, они поспешно попытались вытянуться в струнку и одернуть мундиры. Но Винтерфельд даже не взглянул на них, открыл дверь и жестом пригласил Майка войти. Оба матроса, сопровождавшие их, вошли вместе с ними.

Как определил Майк с первого взгляда, они находились в изоляторе для больных. У стены, рядом с дверью стояли в ряд белые свежезастеленные кровати, на столике лежало много медицинских инструментов, а в многочисленных стеклянных шкафчиках было полно бутылочек, склянок и колб с лекарствами. В воздухе неприятно пахло карболкой. Пожилой мужчина, вероятно, врач, поднял глаза на Винтерфельда и коротко поздоровался с ним, не делая даже попыток козырять начальству.

Серена лежала в кровати у двери. Хотя на ней было все то же простое белое платье и лежала она почти в той же позе, с ней явно что-то произошло.

Теперь она лежала на подушках с открытыми глазами, но взгляд их был тусклым и пустым, ничего не выражал, как будто она даже не замечала потолка каюты над своей головой, куда уставились ее глаза. Ее кожа все еще была поразительно белой, почти прозрачной. И лежала она совершенно неподвижно. Волосы были аккуратно уложены на плечах и груди, словно вуаль золотистого цвета, а дышала она так легко, что это было едва заметно.

И все же она изменилась.

Когда Майк увидел ее в стеклянном саркофаге, то она выглядела почти как мертвая — стройная девчушка с прекрасным лицом — и ничего больше. С таким же успехом она могла быть и статуей, созданной руками талантливого скульптора.

Теперь же в этой статуе чувствовалась жизнь.

Это было едва различимо на глаз, но все же ощущалось! Словно зажглась ничтожно малая искорка жизни за гранью видимого, но эта перемена превратила ее в совершенно иное существо. Теперь ее красота была не красотой статуи или куклы, а живого, теплого существа, притягивающего Майка, как магнит.

И было еще кое-что.

Хотя Майк видел девочку всего третий раз в жизни, в груди у него возникло ощущение чего-то родного и знакомого, как будто он знал ее долгие годы. Возможно, все это штучки Астарота. Может быть, то были чувства кота, переживаемые им как собственные. Но даже если так, не важно. Стоило Майку бросить единственный взгляд на бледное, узкое девичье лицо, и он уже понял, что, если кто-то осмелится причинить ей боль, он отдаст свою жизнь за нее.

И все эти мысли и чувства мгновенно овладели Майком, стоило ему только войти в дверь. Астарот тоже среагировал на девочку. Он мгновенно очнулся от своего летаргического сна, с громким мяуканьем спрыгнул с рук Майка и одним прыжком оказался на кровати.