Виктор Гирский - Майдан по неосторожности

Между тем, не дожидаясь ответа, старик заразительно засмеялся, вспомив случай ухаживания за молоденькой китаянкой:

– Ты представь, Андрей, восемнадцатилетнего водителя ГАЗ-69 в китайской форме с фамилией Ву. Для нас тогда китайская фамилия ничего не значила. Но для китаянок очень даже значила, о чём я узнал значительно позже. В Китае имена передаются от отца к детям. Они для них святые. Фамилия Хіng сохранилась только у членов королевской династии, а Айсин Геро – только у манжурской императорской семьи. И вдруг китаянка Ли слышит фамилию Ву, что обозначает «шаман». Она в ужасе. Ведь по их обычаям я приравнивался к святым. Может, я утрирую, но девушка была в панике. По её понятиям я мог бы наколдовать ей сложную судьбу. А рядом взрывы, вопли, разрушение. Она от страха прижимается к большущему русскому Ивану… Хотя – нет, наверное, тогда она дрожала больше от всепоглощающей любви… О времена!..

Казалось, что его восемьдесят лет исчезли, а перед Зуевым находится весёлый молодой парень. Как правило, после подобных рассказов, как только дед умолкал, палата тут же заполнялась его переливчато-художественным похрапыванием.

Зуев же всё своё свободное время старался отдавать чтению. Теперь у него было много времени… Книг в госпитале, по его мнению, как для ветерана, было более чем предостаточно. Среди прочего, Зуев часто перечитывал речь Эрнеста Хемингуэя, произнесенную в июне 1937 года на Втором конгрессе американских писателей. Слова мудрого писателя и сегодня были злободневны, особенно для военного человека. Хемингуэй говорил:

– Писатель, если он знает, из-за чего и как ведётся война, привыкает к ней. Это – великое открытие. Просто поражаешься при мысли, что ты действительно привык к ней. Каждый день бываешь на фронте и видишь позиционную войну, маневренную войну, атаки и контратаки, всё это имеет смысл, сколько бы людей мы ни теряли убитыми и ранеными, если знаешь, за что борются люди, и знаешь, что они борются разумно. Когда люди борются за освобождение своей родины от иностранных захватчиков, и когда эти люди твои друзья, и новые друзья, и давнишние, и ты знаешь, как на них напали и как они боролись, а начали почти без оружия, то, глядя на их жизнь и борьбу, и смерть, начинаешь понимать, что есть вещи и хуже войны. Трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже.

Зуев отложил книгу в сторону, встал с кровати и открыл балконную дверь. Шёл дождь. Необычная тишина мирного времени успокаивала. Старик неназойливо посапывал. Зуев, почувствовав, что продрог, снова улегся и продолжил чтение:

…Нам нужно ясное понимание преступности фашизма и того, как с ним бороться. Мы должны понять, что эти убийства – всего лишь жесты бандита, опасного бандита-фашизма. А усмирить бандита можно только одним способом – крепко побить его…

Была уже поздняя ночь. Одни больные отдыхали, другие сражались с диагнозами. Зуев неторопливо перебирал страницы своей истории… Думалось о многом: о послевоенных годах, в которых были загублены жизни родителей, родственников, о своих бесконечных сражениях с миром капитализма.

Об ироничности времени, когда непримиримые в прошлом враги сегодня назначаются друзьями, а былые соратники вдруг становятся врагами… С тех пор, как Украина стала независимым государством и вышла из социалистического статуса, в какой же статус она вошла?… С этим вопросом пришёл сон…

Между тем, дни в госпитале шли своим чередом.

В тихий час Зуев с Кузьмичем часто бродили по лесистой местности Пущи Водицы, выбирая протоптанные тропинки. Аромат хвои напоминал обоим детские годы. Они доходили до природного озера и неторопливо шли обратно мимо теннисного корта и спортивных площадок, по периметру которых зеленела густая трава. После переходов, никуда не спеша, восстанавливались.

Сейчас Кузьмич дышал тяжело, по-стариковски, сегодня с самого утра его тревожил кашель. Зуеву же такие перегрузки были лишь в радость. Они стояли, наслаждаясь чистым воздухом, вслушиваясь в шум леса и пение птиц.

– Ты слышишь, слышишь, Андрюша, как поёт синичка? – спрашивал Кузьмич, вытянув худую шею, – песня «ци-пи», «ци-пи» или «ти-ти-тюй», «ти-ти-тюй». В сторонке раздается тонкий крик «цит», «цит». – Присмотрись внимательно к окраске птички. У синицы спинная сторона серая, головка чёрная с белыми щеками, а брюшко светло-серое.

– Мелодично, – неуверенно поддержал старика Зуев.

– Птичка на тебя серчает, дружище. Сколько лет прожил, а её не замечал. Но мне больше нравится белая синичка. Песня – короткая трель! Часто слышится тонкое посвистывание и трелька, напоминающую голос свирели. Выкрики «тирр», «тирр» и резкий позыв «черпинк», «черпинк», «черпинк». Прислушайся, как она приветствует нас.