Фернан Кайзергрубер - От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945

На мою долю выпали счастливые и беззаботные, даже привилегированные детство и юность. Ничто не побуждало меня отправиться на поиски чего-либо другого. Как любят говорить военные следователи, никаких смягчающих обстоятельств. Да я и не заявлял ни о чем подобном! О чем я утверждал, со всей определенностью и рвением, – так это о полной ответственности за свой выбор. Даже если окружение, в котором я жил, несомненно могло объяснить такой путь развития, я бы не признал этого, по крайней мере в большей его части, поскольку, хотя выбор моих старших братьев и не отличался от моего, мои родители и сестра вовсе не одобряли его.

Уже с 13 или 14 лет мои друзья были в основном старше меня. Я общался с друзьями своих братьев и перенял политические убеждения одного из них. Я не пропускал политических собраний – проходили ли они в местном рексистском клубе на улице Мерсели, в «Зоннеке», во Дворце спорта или на выезде – на шоссе де Вавр в Одергеме [1]. Я побывал в [церкви] Св. Марии в Ломбеке, а также в Плац-Кейм в Ватермале [2], чтобы участвовать во встрече лишенного духовного сана аббата Моро. Суаре – воскресные собрания – посещало много народу.

Мой юный возраст не мешал мне улавливать связи между действиями определенных властей, особенно религиозных. Это проявлялось в соответствии с обстоятельствами, а точнее, относительно поведения нашего приходского священника, к которому, несмотря ни на что, я испытывал некоторое уважение – по крайней мере, до того дня, пока, с некоторой иронией, не убедился в его непоследовательности и двуличности.

Мы жили в 200–300 метрах от рабочих кварталов, стойких «красных» кварталов, где Jeunes gardes socialiste – молодежная социалистическая гвардия и Faucons Rouges – молодежное движение «Красный сокол» [3]значительно превосходили численностью «добропорядочных прихожан» – что само собой разумеется – и скаутов-католиков, к которым принадлежал и я, – до того дня, когда, как это ни парадоксально, они вдруг решили, что мои идеи в целом являются недостаточно ортодоксальными!

Из-за близкого соседства и в силу обстоятельств у меня имелись друзья и среди «красных». А как могло быть иначе? Тем более что я не имел предрассудков, как некоторые священники и другие «взрослые». Хоть я и сказал «некоторые», на самом деле их было много. А среди «красных» были и истинно верующие люди (можно сказать, честные люди), очень хорошие ребята. Но наш приходской священник имел совершенно противоположную точку зрения. Он считал, что есть «заслуживающие уважения» люди и «остальные», которые такими не являются. Таким образом, в один прекрасный день он пришел к моему отцу, чтобы сказать, что «кое-кто» видел меня разговаривающим или играющим с теми «остальными». Вот так, не более и не менее!

Несмотря на то что мой отец был очень близок с приходским священником, будучи членом и даже президентом различных конгрегаций и других церковных объединений, он крайне вежливо и даже дипломатично ответил, что я, вне всякого сомнения, нахожусь в процессе становления своих взглядов, а также воззрений. Когда приходской священник (вместе со своими благими намерениями) ушел, отец все же посоветовал мне быть осторожнее в выборе связей и, при необходимости, разобраться в них.

Когда, чуть позднее, начались выборы 1937 года – на которых Леон Дегрель противостоял Ван Зеланду, благо надежные люди мало-помалу отстранились от меня, и я спрашивал себя, кто на них так повлиял, поскольку не мог представить себе, что это произошло благодаря советам нашего приходского священника. Я задавался вопросом, не привиделось ли мне это, поскольку по первой серии предвыборных плакатов, которые я видел – которые мог видеть весь мир, – выходило, что эта благонамеренная католическая молодежь теперь объединилась, словно добрая семья, со всеми теми, кого меня призывали избегать, отказывая мне даже в праве разговаривать с ними (либералы, социалисты и католики объединились вокруг Ван Зеланда, как коалиционного кандидата, против Дегреля. – Авт. ). Вместе они выпустили плакаты, восхвалявшие добродетели и принципиальную честность Ван Зеланда. Они пили на брудершафт в местных бистро и быстро объединились, очевидно, для того, чтобы нанести нам поражение чуть ли не во вселенском смысле, против чего у нас не было никаких союзников.