Пётр Поплавский: Под кодовым названием "Эдельвейс"

— Вам к лицу был бы черный цвет, — заметил Хейниш.

— Благодарю, господин штурмбанфюрер, если это комплимент, — непринужденно ответила Кристина по-немецки с едва заметным акцентом.

— Да, это комплимент. Но учтите, фрейлейн, мои комплименты имеют чисто практическое значение, — Хейниш явно на что‑то намекал. На что? Неужели на черную эсэсовскую форму? Для скромной девушки это было бы высшим служебным достижением.

— А вы действительно неплохо владеете немецким?

— Это мой родной язык, господин штурмбанфюрер. Кровь и земля родины уверенно и звучно взывают к немцам по всему миру.

— Прекрасно, фрейлейн! Однако — к делу. Спросите‑ка эту грязную свинью…

И фрейлейн Бергер спросила, старательно копируя языковые обороты и металлические интонации штурмбанфюрера:

— Ты, свинья! Этой ночью убиты офицер и двое солдат вермахта. Схвачены ли бандиты? Почему спит полиция?

Дауров только растерянно моргал, глядя на нее, сбитый с толку этим неожиданным превращением. А ведь была тихая да послушная…

— Молчишь, мерзавец? Может, и сам содействуешь бандитам?

— Гут! — оценил Функель. — Классический перевод!

— Ну чего ж ты онемел. Отвечай господам немецким офицерам! — наседала неумолимая Кристина.

— Зеп гут! — цвел Функель.

Лихан Дауров, запинаясь на каждом слове, пролепетал:

— Меры приняты… Бандиты схвачены… Потом сбежали…

— Сбежали?! Самому захотелось на виселицу, Дерьмо?

— Позвольте, я позову моего заместителя, — бормотал вконец обалделый бургомистр. — Тот в курсе… Детально…

Он вылетел из кабинета и уже через минуту возвратился с человеком среднего роста, средних лет, с ничем не приметным лицом и блеклыми глазами.

— Боже мой! — воскликнул штурмбанфюрер, — Это не магистрат, а какая‑то удивительная кунсткамера унтерменшей!

— Вот он! — доложил бургомистр. — Михальский… Он знает!

— Фохусапши, господа! — Михальский приложил к груди правую руку и склонил голову.

— Что он несет? — изумился Функель.

— Это очень специфическое местное приветствие, — пояснила фрейлейн Бергер, — точного перевода не существует.

— А как же его все‑таки понимать?

— Можно как «счастливого прибытия», можно как «добро пожаловать к нам». Зато хорошо известно, что словом «фохусапши» встречают лишь самых сердечных кунаков, друзей… Возможно, этим приветствием Михальский желал подчеркнуть, что он — наш преданнейший друг.

— Понятно, — сказал штурмбанфюрер. — Только не друг, а слуга! И только слуга. Не больше! Пусть лучше доложит, где бандиты, которые убили офицера и двух солдат.

Выслушав перевод, Михальский напрягся.

— Видите ли, господа, — спокойно ответил он, — это не было убийством в прямом смысле слова.

— То есть как? — вскинулся штурмбанфюрер.

— Это кровная месть, — обстоятельно объяснил Михальский. — Тут такой обычай, еще с дедов — прадедов. Особенно если дело касается женщины и чести рода… А двое солдат во главе с офицером подались к сестрам-красавицам Даухановым. Одну из них попытались изнасиловать тут же, на глазах у старика Дауханова. Тот стал защищать ее, и его проткнули штыком. Сестер обесчестили. Они наложили на себя руки — повесились… Их мужья — Тамирбулат и Димитр — отомстили по обычаю: за три жизни — три жизни. Воспользовались кинжалами. Видите ли, господа, эти кинжалы носят тут испокон веков…

Красочный ответ господина Михальского вызвал неожиданную реакцию ттурмбанфюрера. Эсэсовец, насмешливо поглядывая на Лихана Даурова, обратился к Кристине:

— Фрейлейн Бергер, у вас есть муж, брат или нареченный?

— Нет, я одинока, — ответила она.

— Жаль, а то он имел бы основание, согласно местному обычаю, зарезать нашего бургомистра… Невелика была бы потеря!.. Мне доложили, что убийц задержали на месте преступления. Спросите Михальского, где они?

Ночью проводил допрос сам начальник полиции

Курбанов. Сначала он взял «на проработку» Тамирбулата.

— Как зовут?

— Тамирбулат Дзбоев.

— Твой кинжал?

— Это булат моего рода.

— Ты убил?

— Я отомстил. Разве могут ходить по земле такие шакалы?

— Ты мне не крути мозги, Дзбоев! Отвечай: как очутился в городе? Где прятался до этого? У кого? Ты пошел с красными — я знаю. Как ты оказался здесь? Кто тебя послал?

— Человеческое достоинство!

— Отвечай. Даю на размышление три минуты. — Курбанов вытянул пистолет. — Выбирай: жизнь или смерть!

Крепко связанный Тамирбулат не проронил ни слова. Обжигал Курбанова взглядом, полным презрения и ненависти. Тот не выдержал и ударил Тамирбулата рукояткой пистолета меж глаз. Дзбоев без звука упал на пол.