— Писать это могут только ненормальные, — продолжает шпынять меня Оксана. — И кто это читает? Такие же.
Опять опускает взгляд в книжку, хочет прочесть с осуждением, но в голосе заворожённость:
«Она нехотя отнимает цветок от губ, аккуратно помещает его ниже мыска и зажимает стебель меж ног… То, чем парень так горд, находит цветок».
— На пизде! — вырывается у Оксаны с выражением щекочущего впечатления.
Я произношу внушительно, тоном педагога:
— У меня нет этого слова!
Доказываю: то, что во всей книжке я избежал мата, изобретая иносказания, — искусство, и как раз ненормально — воспринимать это иначе.
Оксана отвергает это подозрительно пылко, не выказывая ли тем самым, что моя книжка подействовала на неё вовсе не так, как она говорит? Она искупалась в ванне и собрала ниспадавшие на плечи волосы в хвост, стянув их резинкой, обнажив шею до линии роста волос. С этой причёской она по-особенному чувственно влекуща — моя экспансивная украинка, чья фамилия означает по-польски «мачеха».
Я подгоняю время, зову восхитительный миг, когда в одной майке лягу навзничь на кровать, а она встанет на неё коленями, и тут же меня коснутся её руки.
* * *
Душный вечер, с террасы плывёт тепло, слегка прикрывшая дверной проём занавеска не шелохнётся. Мы нашли в интернете курс немецкого языка, но Оксана, вопреки моим уговорам, не пожелала заниматься.
— Я не в том состоянии, — произносит капризно.
Урок немецкого согнан с экрана фильмом сериала «Тюдоры». Смотрю я один — Оксане позвонила её сестра, живущая неподалёку от Бремена, майн шетцхен разговаривает с ней в другой комнате. Приходит оттуда с премиленькой новостью. Мама и сын Оксаны приедут из Полтавы к её сестре, подождут там мою шетцхен, и все четверо полетят туристами в Париж.
То, что мне сказано, можно сравнить с ударом в солнечное сплетение.
— Я уеду отсюда первого августа, а десятого вернусь.
Разлука в десять дней. «Вечер душный, но мне знобко», — говорят в таких случаях. У нас было решено, что Оксана будет со мной до конца октября, когда у неё истечёт срок визы, и меня покусывало — как я буду изнывать, пока она получит новую визу и вернётся. Но вот оказалось — мне предстоит остаться без неё через неделю с небольшим.
— Нельзя не поехать? — выдавливаю я.
— И не быть счастливой? — в её голосе трепет.
«То есть с тобой она несчастливая», — злорадно шепчет во мне кто-то.
— Желаю счастья, — говорю я, как сказали бы об этом, «с кривой ухмылкой».
* * *
Утром, когда Оксана готовит в кухне завтрак, я из кабинета звоню по мобильнику Галине. Закрыть дверь значило бы бросить открытый вызов, я лишь приглушаю голос почти до шёпота. Галина обрадована моим звонком, хочет знать, продолжается ли мой роман с Оксаной. Я, ничего не ответив, обещаю ещё позвонить.
Слух Оксаны уловил мой голос. За завтраком она поддевает меня вопросом:
— Как там Галина?
Я в маске невозмутимости.
— У неё всё в порядке.
— Если без меня она придёт хоть на время, после неё я здесь не буду!
У меня каверзная усмешка.
— А я скрою, что она тут была.
Хочется выпить. Доканчиваем початую бутылку бордо, отправляемся в магазин за пивом, а затем во Fritz-Sсhloss-Park, который отделён дорогой от громадного здания суда Земли Берлин. У тротуара припаркован чёрный джип шевроле, дверца открыта, в машине, выставив ноги, сидит в ленивой позе молодой турок. Мы, поравнявшись с ним, сворачиваем в парк.
— Как он на меня пялится, — замечает Оксана о парне.
Она на каблуках: обтягивающие брюки, поступь породистой лошадки. Цок-цок-цок. Парень, который теперь позади, наверняка не отрывает глаз от попки, столь пикантной в её ритмичных движениях при ходьбе.
— Для женщины хорошо, когда её хотят, — напоминаю моей спутнице её тезис.
Выбираем уединённую скамью, откупориваем бутылки пива. Она вспоминает мэрию Полтавы, где работала после милиции.
— Я не понимала, что и почему…
Сотрудник, моложе неё, симпатичный, наладился наведываться в кабинет к ней и её коллеге.
— Сядет около меня и сидит, сидит, говорит гадости.
— Какие же? — роняю я с видом равнодушия.
Она, не уточняя, сообщает о том, что услышала потом от коллеги.
— Он сказал ей, что меня любит.
Я молчу с выражением: зачем мне это рассказывают? Оксана пытливо спрашивает:
— Может это быть, чтобы говорил гадости и любил?
— Может, — произношу я так, будто желаю отвязаться от вопросов об общеизвестном. Затем, словно с зевком, добавляю: — И чем кончилось?
Читать дальше