Леонид Жуховицкий - Ночной волк

Выйдя из душа, он заглянул в спальню. Ронда спала, посвистывая и похрапывая. Чехлову хотелось домой, но не уходить же без обещанной награды — не за то, конечно, что трахнул, а за то, что потратил кучу времени, практически убил ночь. Гидам же платят! А он сегодня был и гид, и шофер, и переводчик с двух языков.

Он прошел в гостиную и, как был в халате, сел в кресло и откинулся на спинку. Кресло было большое, мягкое, удивительно удобное, оно пахло хорошей кожей. Чехлов прикрыл глаза, отдыхая. А когда открыл их, увидел, что за огромным окном совсем светло. Посмотрел на часы — четверть седьмого. Вот тебе раз — уснул! Снова заглянул в спальню. Ронда спала, с головой укрывшись одеялом. Будить? Ждать? Но кто знает, когда проснется.

Он вернулся в гостиную. Лиловая сумочка американки валялась на полу, рядом с пончо. Чехлов поднял ее. Молния была расстегнута — ну да, она же платила официанту. Поколебавшись, Чехлов достал толстую пачку долларов, отсчитал пять сотен, а остальное аккуратно сунул на место. На дорогом письменном столе лежал зеленый бювар. Чехлов достал лист бумаги с фирменным знаком гостиницы и выполнил долг джентльмена, написав по-испански: «Спасибо за удивительную ночь. Ты фантастическая женщина. Если что — звони, телефон на визитке. Искренне твой, Борис».

Он снова заглянул в ванную, холодной водой прополоскал рот, чтобы отбить запах. Потом оделся и вышел. Портье дремавший внизу, открыл глаза, хотел что-то спросить, но передумал. Чехлов сам ответил на незаданный вопрос:

— Журналистка. Хочет все посмотреть, а времени мало. Вот директор и попросил повозить. У нее первый язык испанский, а испанистов в институте я один.

Солидные слова — директор, институт, испанист — успокоили портье, и он посочувствовал:

— А что делать — гостеприимство.

Уже светлело. Москва была пуста, он добрался до дома за пятнадцать минут. Подумал, что Анька давно спит, и слава богу, утром что-нибудь придумает. Тихо повернул ключ в замке. Но жена не спала, в халатике встретила в коридоре, словно с вечера так и стояла у двери.

— Что случилось? — спросила она испуганно и почему-то шепотом. — Что-то случилось?

— Да ничего не случилось, — ответил Чехлов.

— Я же чуть с ума не сошла! Неужели нельзя было позвонить?

— Ну не получилось.

— Где ты был?

Чехлов развел руками:

— Ну где я мог быть?

— Все это время у нее? Всю ночь?

— Ну выпили немного. Я же устал за день, уснул в кресле.

— В кресле? — уличающе переспросила она. — А помадой перемазался тоже в кресле?

Помада? Чехлов напрягся. Откуда помада? Ах да, она же вроде его поцеловала…

Чехлов вдруг почувствовал усталость и пустоту. Не было сил оправдываться. Не было сил врать. Ну скажет, поцеловала на прощанье, поцелуй не грех — так ведь еще на чем-нибудь проколется, на запахе духов, на еще какой-нибудь примете чужого тела…

Он надел тапочки, прошел в комнату, сел на диван. Диван был старый, продавленный, бугристый — таких кресел, как в той гостинице, у них с Анькой не будет никогда.

— Устал, — сказал он, — поставь чайник, а?

— Поставлю, — отозвалась жена, — поставлю. Все-таки трахнул, да? Она же корова, у нее зад висит чуть не до полу.

— Ань, — попросил он, — ну не мучайся дурью.

— Ну трахнул же? Скажи правду хоть раз в жизни.

Чехлов не удержал зевок, и именно это его почему-то разозлило.

— Ну трахнул, — сказал он, — ну и что? Думаешь, хотелось? Да на хрен мне это надо!

— Все-таки трахнул, — горько произнесла жена, — суку, корову, дерьмо…

Он попытался объяснить:

— Ну прилипла… Я же мужик, мне это — как в урну плюнуть!

— Так и плюешь во все урны?

— Ань…

— А-а, — сказала она, — понимаю! Теперь понимаю. Это входило в ту сотню долларов, да? Это твоя цена, да? Ты стоишь сто долларов. Ой, что я — меньше! Сто, минус бензин, минус экскурсия… сколько же остается на твою долю — долларов десять?

Чехлов видел, что Анька закинулась, лучше промолчать, но его достал этот дурацкий подсчет. Он молча вынул деньги, пять зеленых соток, и протянул ей. Анна взяла баксы, машинально пересчитала и в ужасе уставилась на мужа:

— Это что?

— Десять долларов, — ответил Чехлов, — за то, что согласился с ней поужинать.

— Нет, правда, откуда?

— Люди по-разному живут, — сказал он, — мне в институте пятьсот баксов за полгода платили, и то не платили. А ей — раз в сумочку залезть.

И тут случилось то, чего он никак не ожидал, — Анька заплакала. Тихо, жалобно, горько.

— Ань, ты чего? — растерялся Чехлов. Она не ответила. Он притянул ее к себе, посадил на колени, стал гладить по голове. — Ань, ну бред же, ерунда.