Марга Минко - Стеклянный мост

— Смотрите-ка, — воскликнула Лотта, — как она хорошо вписывается в рисунок моего клетчатого пальто!

И мы стали рассматривать пальто, которое она тут же надела.

— Очень мило, — сказала мама. — Ты пришила ее как раз на месте.

Бетти тоже надела свое пальто. Обе прошлись по комнате.

— Точно в день рождения королевы, — засмеялась я. — Подождите, сейчас и я оденусь.

— Она у тебя сейчас отвалится, — сказала Лотта.

— Да нет, ничего не отвалится, — ответила я.

— Что это вы делаете? — спросил Дав. Стоя в дверях, он удивленно смотрел на нас.

— Пришиваем звезды, — объяснила Лотта.

— Я ищу свое пальто. Кто видел мое пальто?

— Оно здесь, — ответила Лотта, — еще не готово.

— А мне надо сейчас уйти, — сказал Дав, — как по-вашему, сегодня можно надеть его без звезды?

— Сегодня можно, — решил отец.

— Хочешь, пришью по-быстрому? — предложила я. — Сделаю, как надо.

— Нет, — сказал Дав, — дайте мне хотя бы сегодня еще побыть самим собой.

Когда он открыл калитку и вышел на улицу, мы все впятером удивленно смотрели ему вслед, как будто видели в нем что-то совершенно необыкновенное.

Брат внимательно рассматривал маленькую бутылочку — простой аптекарский пузырек, — которую держал в руках. В ней была коричневая жидкость.

— Ты болен? — спросила я.

— Нет, — отвечал он, — с чего ты взяла?

— А вот у тебя какое-то лекарство.

— Это на завтра, — объяснил он.

— От… от нервов? — опять спросила я.

— Нет, от другого, — ответил он.

— Это опасно? — спросила Лотта.

— Может быть. — Он откупорил пузырек и понюхал.

— Оно тебе поможет? — спросила она.

— Кто бы знал… — сказал Дав и, сунув пузырек в карман, вышел в сад, поднял маленький камешек с гравийной дорожки, швырнул его через ограду. Я пошла за ним в сад, потому что там стоял под зонтиком мой шезлонг. Мне пока не разрешали бывать на солнце. Самое большее — открыть ноги. Я переставила шезлонг так, чтобы освещались только ноги.

— Как долго все это тянется, правда? — сказала я Даву, который стоял спиной ко мне и молча смотрел перед собой.

— Что долго тянется? — спросил он.

— Да моя болезнь, — ответила я. — Надоело валяться.

— Будь довольна, что тебе стало лучше.

— Ты заболеешь от этого? — спросила я.

— От чего?

— Ну… от лекарства, — нерешительно сказала я.

Он пожал плечами.

— Может, и заболею, — сказал он, — только деваться некуда.

Он повернулся и ушел в дом.

На следующий день они с отцом — как и все мужчины-евреи Амерсфорта — должны были явиться на комиссию по отбору людей для отправки в трудовые лагеря. Отец надеялся, что его признают негодным. У него была кожная сыпь, которая за последние дни сильно увеличилась. «Вот увидите, меня не возьмут», — уверял он. По-моему, он принимал какие-то меры, чтоб болезнь обострилась. Дав тоже искал способ не попасть в трудовой лагерь. Как только стало известно о трудовой повинности, он обошел знакомых и через несколько дней сообщил нам, что достал нужное средство. Вначале я не поняла, какое отношение к этому имеет небольшая аптечная бутылочка. Мне казалось, что лекарства могут только возвращать здоровье.

Из комнаты Дава донеслись звуки скрипки. Давно я не слышала, как играет брат. Я приподнялась в шезлонге и заглянула в окно. Он стоял посреди комнаты и импровизировал чардаш. Лотта сидела и смотрела на него. Дав слегка наклонил голову вперед, так что волосы упали на лицо. Видно было только, как пальцы скользили но струнам. Я снова улеглась в шезлонг и стала слушать игру, но внезапно музыка оборвалась, а немного погодя хлопнула крышка скрипичного футляра.

На следующее утро я увидела пузырек в ванной комнате. Осторожно откупорила его. Пахло чем-то горьким. И тут я заметила, что из него уже немного отпили. Пузырек был самый обыкновенный, каких много стояло в нашей домашней аптечке, но без этикетки.

В полдень пузырек стоял на том же месте, только был совершенно пуст, и пробка лежала рядом. Когда я спускалась в сад, брат как раз поднимался по лестнице. На верхней ступеньке он повернулся и пошел вниз, а снизу, не останавливаясь, опять стал подниматься по лестнице. Он был бледен, на лице выступил пот.

— Уже действует? — спросила я.

— Да, — буркнул он, снова поднимаясь по лестнице.

— Это что же, обязательно сломя голову бегать вверх и вниз?

— Совершенно обязательно. — Он секунду постоял наверху и снова быстро побежал вниз. — Вниз еще ничего, а вот наверх карабкаться трудновато.