Александр Мелихов - Весы для добра

«А других людей я понимаю и соглашаюсь с ними оттого, что наши весы — их и мои хотения — изготовил и настроил один и тот же мастер — история человечества. Миллиарды людей во мне оценивают добро и зло. Наши общие хотения — они, значит, и есть разумные? Вот их уж я точно получил извне: потому что я — мера всех вещей — часто сам себе не нравлюсь. Будь все мои симпатии моим личным порождением, я бы всегда был собой доволен. Может быть, даже так: не я определяю цену своей жизненной цели, а наоборот — жизненная цель определяет цену мне. Хотения мы получаем по наследству, как знания. Ха! Я еще хвастался, что в научных знаниях я все могу проверить — закон Ома амперметром. А как проверить, что этот прибор именно амперметр? На нем написано? А как проверить, что это правда? И как проверить, что амперметр измеряет именно силу тока? Начни только каждый раз проверять то, чем обычно проверяют остальное, — и увидишь, что проверить придется всю историю науки от каменных рубил, — если повезет, лет за тысячу проверишь. Наука стоит еще и на доверии друг к другу, к предыдущим поколениям — как и нравственность. Отец говорил тогда, что элементарные нравственные нормы, которыми руководствуются почти все, гораздо важнее громокипящих формул мыслителей и пророков…»

А желания твоей собственной жизни — если все зиждется на них, то как быть с тем, что сегодня хочется одного, а завтра другого?

В общем, изменчивость и противоречивость желаний — самое скользкое место, бормотал Олег, вышагивая по упругой дороге и мстительно щуря глаза, — но я это распутаю, я раскопаю. Все равно у него было такое чувство, как когда решаешь задачу и находишь ошибку, но чувствуешь, что принцип верен. Все-таки первознания — это желания. И самые прочные из них ты получил по наследству. Сотни поколений потрудились над ними.

Путь преградила окруженная полукустами-полудеревьями канава с опасно сереющим льдом. Задыхаясь от спешки и волнения, Олег подтащил как бы не срубленную, а сгрызенную осину, отчаянно цеплявшуюся за кусты, и просунул ее на лед. Балансируя, перешел по ней через трещавший лед до подсохшей земляной тропинки, весенней-весенней среди желтой нечесаной травы, перепрыгнул на сухую травяную охапку. Отбил пятки — под охапкой оказался слежавшийся в лед снег. Как же он успел забыть, что весной под каждым клочком сена обязательно лежит лед!

Перебрался он через эту канаву — и зря: она повернула под прямым углом и стала неуклонно уводить его от холмов, все ближе и ближе к пасеке дощатых дачных домиков, пока он, наконец, не покорился и не направился прямо к ним, уже не прижимаясь к канаве. Возле поселка через канаву был мост, но Олег не воспользовался его приглашением: раньше надо было приглашать.

Палисаднички возле домиков казались присевшими, из-за того что деревья в них были метровой высоты, и в каждом палисадничке усерднейшим образом копошились люди, рядом с ухоженными крашеными домиками выглядевшие обносившимися батраками. Унылая толпа таких же батраков дожидалась чего-то у ларька, тоже дощатого и крашеного, но похуже. За ларьком переругивалась пара голосов — задорный женский и унылый, как эта очередь, мужской.

Олег свернул в поперечную улицу, чтобы посмотреть, кто там ругается. За ларьком стоял грузовик, шофер в облупленной кожанке мрачно вертел на пальце ключи, сидя на ящике у складской пристройки к ларьку, а из кузова по деревянному трапу, запрокинувшись, семенила задорная продавщица, прижимая к животу ящик пива. Шоферу это было глубоко безразлично.

— Смотри, рожать не будешь, — презрительно приподнял он набрякшие веки бывшего короля танцплощадки, пресыщенного властью. Ему также было за тридцать.

— Чтобы рожать, мужик нужен, — ни на миг не задумалась запыхавшаяся продавщица, одарив его беззаботнейшей улыбкой. Верхние зубы у нее были золотые, а нижние отливали синевой — сразу и солнце, и луна во рту.

— Ну, раз такая грамотная, так и таскай дальше.

— Думаешь, без тебя не обойдусь? Эй, парень, хочешь подзаработать?

Олег не стал препятствовать судьбе возместить ему хотя бы часть сегодняшних расходов, скинул рюкзак к стенке и лихо взлетел в кузов, использовав спружинивший трап в качестве гимнастического мостика. Продавщица скрылась в пристройке выравнивать пивной штабель, который принялся сооружать Олег. Когда он очередной раз просеменил мимо шофера, стараясь не особо откидываться назад и вообще не выдавать своих усилий — а сила какая-то в руках еще, слава богу, осталась! — шофер уведомил его, кивнув на дверь: