Берды Кербабаев: Айсолтан из страны белого золота

А если во-время не приготовишь удобрений, не накормишь хлопчатник, он начнет хиреть от голода. Могла случиться и другая беда: бывало ведь, что на поля нападали совки и высасывали все соки из молодых ростков. Правду сказал Бегенч — хлопчатник, как дитя, требует неусыпного ухода. Ночи не спала Айсолтан, страх терзал ее: что, если все их труды пропадут? И вот теперь… Теперь хлопок скоро раскроется — и тогда только успевай собирать: все новые и новые коробочки будут, как живые, раскрываться одна за другой. Айсолтан наденет свой фартук и пойдет по рядам, вытягивая волокно из коробочек, и оно, как молоко из сосцов верблюдицы, заструится под пальцами…

Айсолтан стоит, прислушиваясь к тихому, ритмичному шелесту листьев, и ей кажется, что этот шелест складывается в певучие строки стихов. Погрузившись в свои думы, она снова срывает веточку хлопчатника, разглаживает пальцами листья. Бегенч смотрит на Айсолтан, и глаза его сияют от восторга. Айсолтан невысока ростом, стройная. Свободными складками падает ее широкое платье, обрисовывая крепкую грудь. Тонкие смуглые щиколотки кажутся тугими, как натянутые струны. Айсолтан веселая девушка; у неё прямой, смелый взгляд, и она похожа на птицу, которая сейчас взмахнет крыльями, полетит и запоет. Черные волосы венком уложены вокруг головы, чтобы не мешали при работе. Бегенч смотрит на ее золотистую от загара шею, на нежный подбородок и тонкие пальцы, которые играют листом хлопчатника, и сердце часто-часто колотится у него в груди.

Год из году и день изо дня видел Бегенч Айсолтан, и с каждым днем его все больше тянуло к ней. Ему казалось, что если они соединят свою судьбу, он будет счастлив всегда, до самой смерти. Но Бегенч не смел сказать ей об этом. А последнее время он стал еще больше робеть перед Айсолтан. «Теперь, — думал Бегенч, — она, верно, загордилась. Смотреть на меня не захочет. А что скажут люди? Бегенч, мол, прежде не думал об Айсолтан, а как дали ей звание Героя Социалистического Труда, так стала она ему всех краше; видать, этот парень гонится за чужой славой».

Случалось, мать говорила ему:

— Пора бы тебе жениться, Бегенч. Пора устроить свою жизнь, сын мой. Разве мало хороших девушек в нашем селе? И мы не бедняки. Справим свадьбу, устроим той наславу. Выбери себе невесту, сынок. Вот хотя бы Айсолтан — чем плохая девушка? Нежная, как цветок. Давай посватаем ее.

Но Бегенч только сердился в ответ на такие речи матери.

— Что ты говоришь, мать! Уж ты прости, но я свою судьбу никому в руки не отдам, даже тебе. У меня есть глаза — сам выберу, есть язык — сам посватаюсь. И прошу тебя — ты этих пустяков никому не вздумай повторять.

Так говорил Бегенч, а на сердце у него была иная дума:

«Ну чего она ко мне пристает? Поговорила бы сама с Айсолтан, узнала, что та на это скажет». А потом досадовал на себя: «Эх ты, маменькин сынок! Эх ты, слюнтяй!» И, собравшись с духом, принимал решение: «Я свободный человек, сын свободного народа. Чего я страшусь? Пойду к Айсолтан и прямо скажу ей о своем желании. Не станет же она меня бить или ругать. Вот улучу минутку и скажу ей все напрямик!»

Но решать-то Бегенч решал, а сказать нехватало смелости. Хоть немало было удобных случаев, но стоило ему увидеть Айсолтан — и язык прилипал к небу.

И вот сейчас стоит Бегенч перед Айсолтан и смотрит на нее, не отрывая глаз. А она молча играет веточкой хлопчатника, роняет ее на землю, искоса взглядывает на Бегенча, улыбается… И вдруг словно ветер подхватывает Бегенча, и он, уже ничего не видя вокруг, с размаху втыкает в землю острую лопату, втыкает под самый корень куста и делает шаг к девушке.

— Айсолтан… — говорит он, но, увидев, что подсеченный под корень куст никнет к земле, поспешно выдергивает лопату и умолкает, повесив голову.

Айсолтан, пробудившись от своих мечтаний, смотрит во все глаза на Бегенча и ждет. Но тут ее взгляд тоже падает на поникший хлопчатник, и с тихим, горестным возгласом она приподнимает зеленые ветви с полураскрывшимися коробочками и, притянув к себе, ласкает их, словно мать ребенка. Гладкие, отливающие на солнце серебром листья кажутся на ее красном шелковом платье серебряными апбасы и чапразы, которые туркменские женщины носят как украшение на груди.

Бегенч, точно провинившийся ребенок, опустив голову, стоит перед Айсолтан. Потом украдкой взглядывает на нее. Он видит, как она ласкает хлопчатник, словно больное дитя, — белые пушинки хлопка у нее на груди кажутся Бегенчу слезинками Айсолтан, и он снова огорченно потупляет взор.