Омар Суфи - Власть и страсть

— Вадим Войтехич.

— Очень приятно, — ответил ему Али, но далее они продолжили разговор на немецком, чтобы Карел Земан мог понимать.

Без долгих объяснений Вадим Войтехич открыл папку и показал несколько листов. На них попеременно шли чертежи различной техники, сделанные карандашом, в основном летательных аппаратов, чередующихся с цветными изображениями той же техники. Али взял в руки несколько чертежей и картин, в то время как Карел Земан внимательно следил за его реакцией.

— Как? — спросил он.

— И это все летает?

— Будет, — тихо ответил Вадим Войтехич. — Все рассчитано, подсчеты сделаны…

— И вы не предлагали это немцам?

— Предлагал. На одну вещь даже получил заказ.

Али взглянул вопросительно на Карела Земана. Он хотел спросить — с какой стати этот человек будет работать с ними, если у него государственный заказ, но Вадим Войтехич, очевидно, догадался о возникшем вопросе и ответил:

— Министерство обороны хочет практические вещи, а я хочу еще и красоты.

Али вспомнил Кристофера Ллойда с его помешательством на паровых машинах и воздушных галерах и каравеллах. У Вадима все было в ином стиле — это были в основном дирижаблеподобные аппараты в стиле уже дизельпанка.

— Это, конечно, впечатляет, — отметил Али.

— К тому же я свободный… художник, — продолжал Вадим Вотйехич, — и не хочу быть каким-то штатным инженером в немецком заведении, где приходится работать в определенные часы, хотя должен сказать, что здесь в Германии могут организовать работу на должном уровне.

— Неудивительно, что Германия такими темпами скоро обгонит британский флот.

— Следующая битва будет за господство в воздухе, — сказал Карел Земан. — Я думаю о том, какую мы сможем создать армаду все вместе, — сказал Карел Земан. — Американец, я и Вадим… с деньгами Эмиля Рума.

— М-да… Кстати, от него нет вестей после происшествия в Нанте. Я прямо отсюда из Берлина вышлю срочную телеграмму насчет проектов господина Войтехича.

Распрощавшись с Земаном и Войтехичем, Али отправился в почтовый офис и направил короткую телеграмму Эмилю Руму следующего содержания: «НАШЕЛ ВЕЛИКОЛЕПНОГО СПЕЦИАЛИСТА ТЧК НАДО СРОЧНО ЗАКЛЮЧИТЬ КОНТРАКТ».

Далее Али решил посетить несколько известных художественных галерей, чтобы ознакомиться с новыми веяниями искусства германского Рейха. Еще будучи в гостинице, он поинтересовался местами, которые могли бы представлять интерес с точки зрения изобразительного искусства. Так он узнал об открытии в Берлине выставки еврейских художников Лессера Ури, Джозефа Израиля, Маурици Готлиба и многих других. Али, вспомнив Фрейду, сказал себе — обязательно надо увидеть.

На выставке было достаточно много народу, и чуть позже Али понял почему — там находилась активистка марксистского движения Роза Люксембург. Родившаяся и выросшая в Польше, Люксембург переехала в Германию и поселилась там благодаря фиктивному браку с приятелем. Она несколько раз подвергалась аресту, что только увеличило ее популярность как среди женщин, так и левонастроенных деятелей. И сейчас вокруг нее было две дюжины людей, в основном женщины. Али вспомнил, что кто-то из русских революционеров ему сказал, что она собирается принять участие в предстоящем съезде русских социал-демократов в Лондоне. Али мысленно заговорил с Фрейдой: «Твое место здесь — тут, наверно, свободы больше, чем в Вене, в том числе и для евреев».

Али также посетил выставку берлинских сецессионистов. Выходя из галереи, Али вдруг обратил внимание на мужчину у двери — ему показалось, что он его где-то видел. У него были явно славянские антропологические черты лица — человек всегда каким-то шестым чувством признает «своих» — как-никак, Али был подданным Российской империи и всегда достаточно верно примечал «своих» среди толпы в Париже или Вене. Тут Али решил с ним поздороваться по-русски, на что тот вздрогнул слегка, но ничего не ответил. Человек прошел внутрь галереи и что-то стал спрашивать по-немецки. А! Все точно, с русским акцентом — Али не ошибся.

«Неужели за мной следят?» — подумал Али. Возможно, уже давно — он совсем расслабился, что непростительно. Очевидно, что идея встретиться у Бранденбургских ворот была неудачная — еще менее удачным было то, что Али спугнул наблюдателя, поздоровавшись с ним по-русски.

Когда Али вернулся в гостиницу, в холле ему передали письмо — оно было запечатано. Он механически огляделся — не следят ли за ним, и осторожно открыл письмо. Оно было от Александра Парвуса, — настоящее имя которого было Израиль Гельфанд, — известного революционера и деятеля русской и немецкой социал-демократии. Вначале он был очень близок с Лениным, но позже поддержал меньшевиков и сблизился с Троцким. Али знал, что Эмиль Рум как-то виделся с Парвусом, заинтересовавшись его идеей о «перманентной революции», которую тот проповедовал. В 1905 году Парвус активно участвовал в революционных событиях в России. Ездил в Санкт-Петербург, был арестован, судим, но ему удалось бежать из ссылки в Германию. Ныне он был замешан в скандале с присвоением гонораров русского писателя Максима Горького от постановки его пьесы «На дне» в Германии. Парвус предлагал Али встретиться утром в 9 часов. Очевидно, Парвус знал о его пребывании в Берлине через русских революционеров, с которыми он приехал в Германию. Али, однако, немного насторожился — он подозревал, что за ним следят, и, скорее всего, это делают русские шпионы. Али решил, что он побольше разузнает о сложившейся ситуации через своего приятеля Матвея Скобелева — это был единственный человек среди русских революционеров, с которым у него были близкие отношения, и вроде тот вполне доверял Али.