Омар Суфи - Власть и страсть

— Бизнес, создать сеть сторонников и потом сделать выпад. Притом выпад должен быть осуществлен феерическим образом — начат в одной стране и продолжен в других.

— Эти идеи не оригинальны, и они уже некоторое время обсуждаются в революционных кругах как в России, так и здесь, в Европе. Но нужны деньги, а их надо раздобыть быстро. Мы — не бизнесмены. Может один, два, ну три человека, таких, как вы, нам помогут. Морозов помогает, вот Скобелев. Это не решает проблему. Надо грабить к черту этих буржуев.

— Насколько я знаю, что грабеж уже не приветствуется. Это же…

— Это — единственный выход! И точка.

Тут Джугашвили понизил голос и сказал:

— Посмотри вокруг — все эти сытые довольные люди. Они пьют кровь трудового народа. Им все безразлично. Большинству людей безразлично. А мы тут сидим и обсуждаем законные пути борьбы. Да эта борьба — наша революция сама с точки зрения буржуазного права незаконна. Надо встать и действовать жестко. Надо потрепать их всех. Иначе мы и через сто лет не увидим революцию!

* * *

После погружения в революцию Али захотел вернуться к прелестям светской жизни и отправился к Фрейде, но нашел ее весьма удрученной.

— Какие проблемы беспокоят тебя? Высокое искусство или судьба Габсбурской монархии?

— Перестань! — резко бросила Фрейда. — С каждым днем становится невыносимо в Вене!

— Что еще натворил бургомистр Вены?

— Да, в целом это дело имеет отношение к мэрии. Его заместитель Кристан Шликер написал стихотворение «Городские крысы», в котором сравнил нас, евреев, со зловредными грызунами, и посоветовал «побыстрее убраться вон». Я на самом деле думаю уехать!

— Из-за стихотворения?

— Неужели ты не видишь, куда все это катится?

— Опять мысли про Палестину?

— В конечном счете, да. Но пока я думаю перебраться в Берлин. И сделаю это я совсем скоро.

— Ну-ну… не горячись. Мало ли там всяких сумасшедших политиков. Я думаю, что они не делают погоду. В конце концов, есть император, монарх… кстати… Ты знаешь, как я ненавижу монархию. Но временами мне кажется, что здесь, по крайней мере в Вене, это не совсем плохо. Франц Иосиф намного терпеливее и толерантнее, чем многие политики, которые ратуют за перемены.

— Его время уходит… и наступит что-то другое. Надеюсь, наше общество будет свободнее и победят социалисты.

— Победят, только если к этому стремиться… кстати… я хотел тебе сказать, что я…

Али сделал паузу.

— Что? — заинтересованно спросила Фрейда.

— Ладно! Я скажу тебе, дорогая… Я — с революционерами!

— Ну, про это я как-то стала догадываться. Еще во время первой встречи ты говорил про революцию. Вопрос — с какими революционерами?

— Это хороший вопрос, на который у меня нет однозначного ответа.

— Что за ерунду ты мелешь? Ты с кем? С русскими революционерами?

Али опять сделал паузу и вымолвил:

— Со всеми, с кем можно…

— То есть? Опять — ерунда! Говори, ради бога, ясно!

— Пока я не готов на все ответить… хочу сказать, что, конечно, я близок с русскими тут. Я и сам подданный, — Али тут усмехнулся, — его императорского величества Николая Второго. Но… как тебе сказать…

— Скажи, как есть! Или мне не доверяешь? Ну, тогда молчал бы… А так, это даже оскорбительно.

— Извини, дорогая. Я просто хотел сказать, что я… со всеми. И с русскими, французами… теперь вот и некоторых в Вене знаю…

— Помню, ты мне говорил о всемирной революции. Может, тебе самое время уехать в Германию? Я думаю, что революция будет там. Этот сумасшедший кайзер доведет всех до ручки, и немцы, как самые передовые в Европе, скинут его. Голландцы — были первыми. За ними будут немцы. По крайней мере, я думаю, они создадут конституционную монархию, наподобие Британии.

И тут она подошла к Али вплотную и сказала несколько умоляюще:

— Давай махнем в Берлин!

— Я скоро туда поеду… на разведку… А потом поедем вместе

— О! Твоя революционная ячейка, группа или что там еще… Я и сама могу туда поехать, без тебя.

— Успокойся, милая. Поедем в Берлин, как только некоторые дела улажу.

Париж

Роджер нетерпеливо ждал встречи с инспектором Люком Аршамбо и журналистом Жаном дю Тейом в кафе неподалеку от Эйфелевой башни. Смотря на эту уникальную конструкцию, он задумался о том, куда движется человечество. Ввысь — это определенно. Здания станут все выше и выше — в Чикаго и Нью-Йорке уже два десятилетия, как строятся двадцатиэтажные здания на металлических конструкциях, заменивших кирпичи и камни. Появляются летательные аппараты — теперь люди покорят небеса тоже. И вдруг воображение Роджера нарисовало картину нескольких высотных зданий, где люди передвигаются между ними при помощи летательных аппаратов. Может, когда он завершит дипломатическую карьеру, он станет писателем и напишет что-то фантастическое в стиле Жюля Верна или Герберта Уэллса. Карьера дипломата, при всех прелестях и престижности, так ограничивает человека в творческом выражении.