Владимир Петров - Выше - только звезды

Просеков представил чуть вывернутые губы Кузнецова густо намазанными синевато-розовой модной помадой и улыбнулся.

— Да, Кузнецов… Был ты парфюмерщиком, а теперь станешь шофером-электромехаником. Учти, это у нас ответственная специальность.

— Не сомневайтесь, — сказал солдат. — Все-таки я целый год занимался на досаафовских курсах. Могу водить и машину и мотоцикл.

— Это я знаю.

Было около четырех часов дня, когда инженер-майор Красоцкий высадил их на развилке. Теперь им предстояло ждать местный рейсовый автобус, чтобы добраться до высокогорного Ахалыка, а оттуда — пешком по тропке — на свою «верхотуру».

Моросил мелкий теплый дождь; недалекие хребты упирались в пасмурное небо, в набухшие тучи. Скалы на окрестных увалах холодно поблескивали черным глянцем.

Минут сорок простояли они, молча ежась под дождем, придавленные глухой горной тишиной.

До аула доехали без приключений, и хотя Кузнецов всю дорогу липнул к оконному стеклу, вглядываясь в фиолетовые сумерки, в Ахалык автобус нырнул неожиданно, скользнув с горки, как на дно прозрачного пруда, расцвеченного праздничными подводными огнями. Из машины вылезли на крохотной каменной площади, вокруг которой сакли-домики таращили любопытные желтые глаза. Эти домики были словно собраны в чьей-то гигантской доброй пригоршне и укрыты здесь от звенящих горных ветров.

Перейдя бетонный мостик, они долго и тяжело карабкались вверх по склону, хватаясь за колючие кусты.

Из ущелья ползла темнота, сухая и душная, поглощавшая, казалось, не только ближайшие кустарники и камни, но и воздух — дышать становилось все труднее. Впереди была светлая рама неба и совсем близкие яркие звезды.

На вершине отдохнули, подставив лица холодному ветру, пахнущему льдом и травами. Неподалеку нехотя шевелил крыльями антенны радиолокатор.

— Видишь? — сказал Просеков. — Какая высота!

— Не понял, товарищ старший лейтенант! — кричал Кузнецов, тыча пальцем в ухо. — Не слышу, оглох!

— Я говорю, высота! Высота, понимаешь? Выше уже ничего нет. Только звезды.

— Здорово! — закивал Кузнецов. — Я об этом напишу в Воронеж. Можно?

— Можно.

От жилого домика темным шаром с радостным лаем катился отъявленный лентяй Дружок. Видно, они орали так громко, что разбудили его.

Рано просыпаться Просеков научился еще в военном училище. Как замкомвзвода ему положено было вставать за пятнадцать-двадцать минут до общего подъема. Потом это вошло в привычку. Он любил рассветную тишину, сонный уют маленькой солдатской казармы, безлюдье и пустынность каменного дворика, ему нравилось ощущение размеренности и щедрой внимательности ко всему окружающему, которое появлялось у него в эти минуты. Он чувствовал себя бодрым, зорким, великодушным, способным делать и решать, требовать и предвидеть, взыскивать и прощать.

На востоке из-за угрюмого черного пика медленно появлялось солнце. Несколько минут оно будет медным тазом катиться по зубчатой гребенке хребта и только потом, подпрыгнув, станет забирать в белесое небо. Эти мгновения особенно красивы: снеговые вершины заискрятся, порозовеют и, наконец, сделаются янтарно-желтыми, будто облитые каплями тягучего меда.

Щурясь на часового, Просеков не спеша обходил знакомые закоулки каменного «пятачка», сзади, тыкаясь носом в сапоги и поскуливая от удовольствия, плелся Дружок. Просеков старался найти какие-нибудь перемены, случившиеся за его отсутствие, и не находил. Та же колотая щебенка перед крыльцом жилого домика, тщательно утрамбованные дорожки, голубые ветродуйки (поблекшие уже) на клумбе, землю для которой таскали из долины в солдатских вещмешках, свежая краска на бирках, на указателях. Ничего нового, никаких перемен.

Странно, однако. Просеков поймал себя на том, что эта стабильность (она делала честь ему как командиру — здесь уважали заведенные им порядки) вызывала легкое раздражение. Он видел в этом еще одно доказательство инертности, безынициативности Тимура Габидулина. Вот пожалуйста: человек целый месяц был здесь за Просекова и не оставил и следа своей «начальнической» деятельности. Настоящий командир немыслим без своего стиля, без собственного почерка. Неужели Просеков все-таки ошибся в нем?

Именно Просеков год назад рекомендовал сержанта-сверхсрочника Габидулина на должность техника. Тимур успешно сдал экстерном экзамены, получил погоны младшего техника-лейтенанта и как специалист, безусловно, рос. А как командир?