Владимир Петров: Выше - только звезды

Просеков постоял, закурил и направился к машине, удивляясь недавней робости, ругая себя за слабоволие, за нетвердость: ведь решил же сначала не заезжать.

— Выяснил? — спросил инженер.

— Выяснил.

— Ну садись. Поехали.

Рядовой Кузнецов предупредительно распахнул перед ним дверцу фургона, сочувственно щурясь. Он сложил губы в выразительную полуулыбку, словно хотел сказать: «Всякое бывает».

— Уже увели, товарищ старший лейтенант?

— Что увели?

— Ну я так понял: ночевали вы тут и что-то забыли. А теперь этому ноги приделали. Верно ведь?

— Вроде того, — усмехнулся Просеков.

Кузнецов молчал, пока машина тряслась по булыжнику городских окраин, когда выехали на автостраду, устроился поудобнее на лавке и доверительно сообщил:

— Я тоже улыбаюсь, ежели что-нибудь теряю. Другие злятся, ругаются, а я наоборот. Такое на меня находит психическое расстройство. Как-то раз транзистор в трамвае забыл. Хороший был приемничек марки «Ветерок».

— И не нашел?

— Где там! Как в песне; кто-то теряет, а кто-то находит.

А ведь прав, равнодушно подумал Просеков. Конечно, он может постучать Красоцкому в кабину, попросить его завернуть на минутку в наробраз, но вряд ли из этого что-нибудь получится — фамилии-то Надежды Максимовны он не знает. В конце концов у нее есть адрес.

— Кузнецов, — спросил Просеков, — а ты тогда был с девушкой?

— Когда? — солдат удивленно повернул голову.

— Ну в тот вечер. Когда забыл в трамвае транзистор.

— Ага… — Кузнецов судорожно глотнул. — С девушкой. А вы откуда знаете?

— Знаю, — вздохнул Просеков. — С влюбленными всегда что-нибудь случается.

— Это точно, товарищ старший лейтенант! — обрадованно подхватил Кузнецов. — Вот у меня с Ленкой чего только не случалось! Знаете, я из-за нее пошел работать в торговую сеть. Получилось такое безвыходное положение. Прямо вспоминать неудобно.

— Ну-ну, расскажи.

— Она в парфюмерном магазине работала. А я туда зашел как-то за мылом — мать послала, и сразу влюбился. Она ведь, Ленка, очень красивая. К тому же там запах такой в магазине — к любви располагает. Я потом раз десять еще приходил: натаскал домой одеколону, зубной пасты — все там покупал. Стану с ней говорить, а она ноль внимания. Но я нашел выход. Как-то гляжу, у них объявление висит: «Магазину требуются продавцы». А я только что десятый класс окончил, осенью — в армию, а летом все равно делать нечего. Вот и решил приобрести профессию. Написал заявление, и на другой день оформили. Ну, а тут уж Ленке некуда было деться.

— Молодец! — рассмеялся Просеков. Интересно, за что он попал на гауптвахту? Наверно, попытался «показать себя»?

— А мне работа нравилась, — сказал Кузнецов. — Интересная. У нас, например, одних лосьонов в ассортименте было около двадцати. Надо уметь в них разбираться, чтобы рекомендовать, кому какой. Или вот духи. Есть такие, в которые входят семьдесят компонентов. Представляете?

— Да, это сложно, — согласился Просеков. — Ну, а Лена тебе пишет?

— Пишет. Вчера сразу три письма получил. Мы ведь с ней помолвлены. Знаете, сейчас возрождается такая традиция. Помолвка — это как бы договоренность.

— Знаю, — кивнул Просеков. — Слыхал.

Машина бежала средь однообразных увалов предгорья, мягко приседая на крутых поворотах шоссе. Шорох колес навевал дремоту, хотелось забиться в угол фургона и вздремнуть на старых брезентовых чехлах. Сквозь слипающиеся веки Просеков смотрел на мальчишеский затылок Кузнецова, на его розовые уши, крепленные веснушками, и чувствовал тихую умиротворенность, какое-то приятное и счастливое оцепенение от сознания, что вот они оба причастны к чему-то общему, очень светлому, и потому так просто и хорошо понимают друг друга.

— Кузнецов, — сказал Просеков, — а ты в губной помаде разбираешься? Была в ассортименте?

Солдат посмотрел удивленно и недоверчиво.

— Была…

— Разная?

— Разная. Даже перламутровая, польская. Но редко.

— У нас ребята больше всего ценят помаду на сиреневой основе. В ней высокая жирность.

— Да, высокая, — кивнул Кузнецов, нахмурясь. Он глядел теперь исподлобья, как утром. Он, кажется, ожидал розыгрыша.

— Да ты не удивляйся! — усмехнулся Просеков, окончательно стряхивая дремоту. — Я говорю вполне серьезно: ребята на точке мажутся помадой, чтоб не трескались губы. Это осенью и зимой, когда сильные ветра. Вот теперь ты, как специалист, будешь нас обеспечивать.

— Запросто! — обрадовался Кузнецов. — Мне Ленка бандеролью любой помады пришлет. Самой что ни на есть импортной.