Рафаэль Сабатини - Женитьба Корбаля

— Расставшись, мы разлучимся навсегда, — убежденно заявила она. — Я это чувствую, я знаю это. Только вместе мы сможем одолеть ополчившееся на нас зло, а если мы потерпим поражение, то, по крайней мере, будем вместе до конца, как нам и предопределено свыше. Я не верю, что нашим единственным спасением является эта безумная затея с республиканской свадьбой, на какую ты собирался было согласиться.

Наступило тягостное молчание. Он заглянул в ее яркие, бесстрашные глаза и понял, что у него нет иного выбора, как подчиниться ей. Он привлек ее к себе и поцеловал.

— Будь по-твоему, дорогая. Я полагаюсь на тебя — на тебя и на нашу звезду.

Она одарила его очаровательной улыбкой и сразу же перешла к делу. Она попросила его предоставить в ее распоряжение свой гардероб, чтобы она могла одеться в соответствии с той ролью, которую ей предстояло сыграть.

— Ты, наверное, подумал, что я обращусь в беспорядочное бегство и этим непременно погублю нас обоих, — чуть насмешливо произнесла она. — Вовсе нет; я надеюсь, что мы сможем отступить, сохранив боевые порядки. У меня появился план, — тут она легонько постучала себя по голове, — но его детали мы обсудим позже, когда я завершу свой туалет. А сейчас не задавай мне лишних вопросов, друг мой. Доверься мне и положись на меня, как ты сам это только что сказал.

— Поступайте как вам будет угодно, мадам Судьба, — сухо ответил он, переборов раздражение, которое вдруг стала вызывать у него ее излишняя, как ему казалось, самоуверенность. — Я безоговорочно капитулирую.

Оставив мадемуазель де Монсорбье наедине со скудным содержимым своего гардероба, месье де Корбаль пошел готовиться к отъезду. Прежде всего он собрал все имеющиеся у него деньги, включая несколько золотых монет, извлеченных из тайника и спрятанных затем в его поясе, и связку ассигнатов note 29, которые он намеревался потратить по дороге, поскольку за границей они превращались в ничего не стоящие бумажки. Затем настала очередь немногих фамильных драгоценностей и, наконец, документов, подтверждающих его право на владение титулом и землей, — последние не имели особого значения сейчас, но могли пригодиться в будущем, когда Франция наконец очнется от республиканского кошмара.

Он натянул сапоги со шпорами, прихватил плащ и чемодан — она предупредила его, что с наступлением темноты они отправятся в путь верхом, — и спустился в вестибюль, где его уже поджидала облаченная в мужской дорожный костюм мадемуазель де Монсорбье. Он не мог не подивиться тому, как ловко и быстро она сумела ушить его одежду, но еще больше его поразило то, что сейчас она не сидела сложа руки, а решительно действовала, чем, по его мнению, следовало бы заниматься ему самому.

— А вот и ты, Фужеро. Очень кстати. Месье виконт уже собрался, — едва появившись на лестнице, услышал он ее резкий голос. — Ты все закончил?

— Да, мадемуазель, все, как вы велели, — ответил тот, и из его слов Корбаль сделал вывод, что она раскрыла слугам тайну своего происхождения.

— Где твоя семья?

— Они ждут возле крыльца вместе с Филоменой.

— А лошади?

— Уже оседланы, мадемуазель.

— Шляпа и кушак?

— На кресле, мадемуазель.

Месье де Корбаль остановился в центре вестибюля и вопросительно посмотрел на нее. Она показалась ему бледной и слегка взволнованной, но от этого ничуть не менее решительной и энергичной. Она шагнула к креслу, взяла с него принадлежавшие Шовиньеру трехцветный кушак и украшенную перьями шляпу с кокардой и протянула их виконту.

Тот в ужасе отпрянул от нее.

— Надевай, — не терпящим возражений тоном проговорила она. — Отныне ты — гражданин полномочный представитель Шовиньер.

— Но этого мало, чтобы… — начал было он.

— Все остальное у меня здесь, — она похлопала себя по груди. — Идем же, друг мой, нам нельзя терять ни минуты.

Нехотя уступив ей, он обвязал себя трехцветным кушаком, надел шляпу Шовиньера и направился к выходу, а Фужеро последовал за своим господином с чемоданом в руках.

Возле крыльца стояли Филомена, жена Фужеро и ее двое сыновей, державшие под уздцы оседланных лошадей. Прощанье слуг со своим сеньором вышло кратким и трогательным. Глаза у всех были на мокром месте, а Филомена плакала, не стесняясь своих слез. Боясь нечаянно выдать владевшие им чувства, виконт молча пожал всем руки и так же молча, не проронив ни слова, сел на лошадь.

— Присматривайте за землей, — сделала за него последнее распоряжение мадемуазель де Монсорбье. — Считайте ее своей до тех пор, пока месье виконт не вернется.