Роберт Маккаммон - Мистер Слотер

Мэтью решил, что надо двигаться. Надо встать и уйти, во что бы то ни стало. Но когда он попытался — нет, правда, он не оставлял попыток, — сил не оказалось. Руки и ноги теряли чувствительность, свет от свечи закручивался длинными желтыми иглами.

— Скажите мне, Мэтью, — Мэллори наклонился ближе, глаза его сияли, — когда вы убили Слотера и миссис Такк, какое у вас было чувство?

— Что?

— Чувство. Что вы испытывали?

— Я… тошноту.

Мэллори снова улыбнулся.

— И для этого есть лекарство.

Мэтью снова попытался встать, но и на этот раз рухнул спиной на подушку, потому что мышцы шеи отказали тоже. Подумал позвать на помощь, однако мысль эта разлетелась, как стекло, и развеялась, как дым.

— Через минуту вы будете мирно спать, — сказал Мэллори. — И хочу вам сказать, что порез поперек груди у вас заживает нормально, а порез на боку, хотя и поменьше, но воспалился. Я положил на него мазь, которая должна помочь, но наблюдать за ним надо.

Мэтью боролся с наступающей тьмой. Свет уходил, лицо доктора вместе с ним.

— Вы… вы меня убьете? — спросил он и добавил: — Профессор?

Добрый доктор побарабанил пальцами по подлокотнику.

— На ваш вопрос отвечаю: ни в коем случае. На ваше предположение скажу… что даже ночным совам нужен отдых.

Протянув руку, он двумя пальцами закрыл Мэтью веки. Скрипнуло кресло, когда он встал, послышалось дуновение, загасившее свечу, и стало тихо.

В пятницу в конце ноября курьер принес конверт в дом номер семь по Стоун-стрит. На конверте было написано имя Мэтью, а на обороте стояла печать лорда Корнбери.

— Что за черт? — поинтересовался Грейтхауз, и когда Мэтью ему сообщил, что там должно быть, старший партнер предложил: — Наверное, ты должен ему сказать?

Мэтью согласился. Он надел плащ и треуголку и уже почти спустился по лестнице, когда Грейтхауз крикнул ему вслед:

— Да все равно рабовладелец из тебя никудышный!

Мэтью влился в движение на Брод-стрит. Был ясный день, теплый для конца осени, хотя плащи и легкие пальто были в порядке вещей. Мэтью пошел прямо в Сити-Холл, поднялся по ступеням к царству Мак-Кеггерса в мансарде и постучал в дверь. Подождал, но никто ему не ответил. Мэтью сообразил, где сейчас могут быть Зед и Мак-Кеггерс: Берри ему говорила, что свет в это время года — и особенно в такие солнечные дни — нельзя упускать; потом начнется долгая серая зима. Мэтью не упустил из виду, где искать Берри. Мак-Кеггерс тоже это знал.

Он вышел из Сити-Холла и пошел к востоку по Уолл-стрит к гавани. Еще один факт, который он не стал упускать из виду, что в конце этой улицы находится невольничий рынок.

Он уже около недели был рабовладельцем, и это обошлось ему дорого. Мак-Кеггерс был сговорчив — при условии, что Зед продолжает жить где жил и помогает коронеру по необходимости. Но негодяй этой пьесы, Герритт ван Ковенховен, позвал среброязыкого адвоката еще до того, как начать рассматривать возможность переговоров о продаже столь ценного раба. Когда переговоры начались, они вроде бы вертелись не вокруг будущей судьбы Зеда, но вокруг улицы, которую Ван Ковенховену было обещано назвать его именем. Потом уже, уверившись, что на новой карте эта улица есть — любезными трудами Мак-Кеггерса, — Ван Ковенховен перевел разговор о прибыли на свои инвестиции.

Когда перья закончили свою работу, оставшаяся у Мэтью после уплаты долгов сумма усохла до двадцати трех фунтов. Следующим шагом была организация встречи с лордом Корнбери.

В кабинете Корнбери с мягкими креслами, столом из английского дуба размером с континент, под портретом королевы Анны, сурово глядящей со стены, сидел сам лорд, глядя на Мэтью скучающими глазами в синих тенях и лениво поигрывая завитком высокого белого парика, пока Мэтью излагал свое дело. Это было нелегко — излагать дело мужчине в лиловом платье с пышными кружевами на груди. Но когда дело было изложено, лорд Корнбери холодно известил Мэтью, что агентство «Герральд» оконфузило его в глазах его кузины, королевы, с делом Слотера, что Мэтью может считать себя знаменитостью и полагать в связи с этим ложным мнением, будто он обладает влиянием, но пусть он постарается, чтобы дверь не поддала ему под зад, когда будет сейчас отсюда уходить.

— Десять фунтов за вашу подпись в течение недели, — сказал на это Мэтью. И, помня свое скромное место в жизни — рядового гражданина, он почтительно добавил: — Ваша светлость.

— Вы меня не слышите, сэр? И вообще такие вещи требуют времени. Хотя речь идет о частной собственности, мы должны учитывать возможный риск для города. Должно быть обсуждение в совете. Заседание олдерменов. Среди них некоторые категорически возражают против подобных вещей. Нет-нет, это невозможно.