— У абрека Мусы, кровника Панкратки с его батякой, родился второй сын.
— Плохая весть, — нахмурился помощник хорунжего.
— А есть еще хуже, — не унимался урядник Гаврилка.
— Говори, — пристукнул кулаком по столу казак.
— У Кусамы, средней сестры Мусы, на свет появился тоже мальчик.
Между гостями заметно стихли разговоры, непривычная тишина заставила их повернуть головы к обсуждающим проблему сослуживцам. Народу в дом набилось много, во время больших событий ворота у станичников были на распашку для всех.
— Перекроился род убиенного Ахмет — Даргашки, у него у самого были одни девки, а теперь и пацаны пошли, — подключился к разговору Николкин сосед по лавке кашевар Ермилка. — На род нашего Даргана сразу три новых кровника.
— Не считая покалеченного Мусу и сродичей двух убитых братьев Бадаевых, у которых тоже, я слыхал, родились сыновья, — дополнил счет вымахавший в доброго казака посыльный Пантелейка. — Большая сила собирается, недаром на кордонах теперь каждый вечер стрельба.
— И русские полки все никак не разомнутся, пора бы немирных обуздывать покруче.
— Забыл про объявленный Шамилем газават? Сейчас все горцы взялись объединяться, так что, готовься к большой войне, брат казак, все только начинается.
— Вот когда полезут скопом, тогда и встретим.
— Твоя правда, брат. Отцу и сыну…
Сидевший по правое плечо от батяки, Панкрат внимательно посмотрел на станичников, затем повернулся к главе дома, собираясь что–то сказать, но Дарган уже поднимался сам, хмель с него как рукой сняло. Огладив усы, он положил правую ладонь на кинжал и громко заговорил:
— Станичники, мы помним о непобедимых воинах Александра Македонского, в честь которого мой старший сын Панкрат назвал сына уже своего, моего внука, мы слышали о походах Тамерлана — Тимура Хромого. Многие из нас принимали участие в битвах с Наполеоном. Правителей, решивших овладеть миром, было много, они разоряли государства, топили в крови целые народы, но ни один из них не справился с поставленной перед собой задачей, — он вскинул голову повыше. — Мусульмане считают себя правоверными, а нас, христиан, неверными, Шамиль тоже объявил газават всему христианскому народу. Скажу сразу, хотя Шамиль имеет духовный сан третьего имама Дагестана и Чечни, его песенка, как и других кровожадных верховодов, все равно будет спета, потому что кровью мира не завоевать.
Дарган бросил короткий взгляд на супругу, с которой в спорах на эту тему провел не одну бессонную ночь, Софьюша не сводила с него восхищенных глаз, впервые она оказалась свидетелем красноречия мужа, и впервые осознала, что совместные искания истины не пропали даром, а подняли уровень сознания ее мужа еще на одну ступень. И это была ее победа над заскорузлыми правилами казачьего уклада жизни. А сотник меж тем продолжал.
— В молитвенном доме уставщик читает нам главы из Библии, и все мы знаем, что Иисус Христос никого не убивал, не грабил, не насильничал, как воины выше названных великих полководцев, он нес людям только слово правды. Лишь слово, и за это люди его распяли. Распяли одного, а не целые народы, внемлющие до сей поры его устам. Эти народы по доброй воле бросились к его ногам, признав своим повелителем. Так что на земле сильнее — булатный клинок или всего лишь слово?
В комнате установилась долгая тишина, привыкшие все в жизни измерять лишь силой, казаки предпочли промолчать, они понимали, что устами их вожака с ними сейчас говорила образованная его Софьюшка. Но станичники, соглашаясь в душе с правильностью выводов из прослушанной ими проповеди, категорически отказывались признавать превосходство бабы над собой, потому что не мыслили жизни по иному. Наконец кто–то нерешительно согласился:
— Слово, конечно, главнее, но его не разглядишь. А сила видна.
— Казаки сильны единым духом, в этом наши крепость и сила, — заговорили гости разом.
— Сила в первую очередь, об чем разговор. Хотя и слово бывает булатным.
— Куда там Шамилю с его одичалыми бирюками, пускай суется со своим зеленым кораном, а мы ему в ответ православным крестом да по обритому лбу.
— Слава казакам, защитникам Отечества!
— Слава, слава, слава!
— Отцу и сыну, аминь.
Софьюшка печально усмехнулась, завела за ухо золотистую прядь волос и вслед за казаками подняла наполненную домашним вином чашку. Она понимала, что в этом сказочном месте с не менее красивыми, как дети, людьми, сила еще долго будет занимать верхнюю ступень на пьедестале разума, а слово будет эту силу не усмирять, а только подкреплять. Она с тревогой посмотрела на свою надежду на будущее, на своих студентов Захара с Пьером, решив отправить обоих на учебу не дожидаясь конца каникул. Снова в благодатном краю назревали грозные события и опять сердце матери начало сжиматься от тревоги. Но она и не думала роптать на судьбу, которая занесла ее на край немерянной Российской империи, Софьюшка была благодарна ей за все испытания. Вот и сейчас жена главы рода Даргановых лишь на миг дозволила, чтобы на ее прекрасное европейское лицо опустилась вуаль печали, в следующее мгновение она вскинула голову и со вниманием и любовью посмотрела на мужа, сыновей и дочерей. На всю свою многочисленную семью с не менее большой родней. Работы для нее было еще много и начинать ее следовало прямо сейчас, со среднего и младшего сыновей. Их нужно было уберечь от надвигающейся опасности, чтобы они закончили учебу и продолжили род. И когда казаки принялись за закуску, Софьюшка повернулась к сыновьям, в полной тишине сказала не терпящим возражений голосом:
Читать дальше