Василий Коростелев - Ловец

– Так, так… Взглянул я на ваше личное дело, товарищ Рукавишников. Ваш начальник отдела ходатайствует о вашем переводе в отдел внешней разведки. Как вы сами к этому относитесь? – спросил хозяин кабинета, остро взглянув мне в глаза.

«А что тут говорить? Надо соглашаться», – подумал я, а вслух добавил:

– С радостью приму любое предложение. Служить трудовому народу – наша почетная обязанность.

Трилиссер ответил взглядом, в котором светилась легкая ирония, и, ничего не сказав, открыл папку, лежавшую под рукой, углубился в текст.

– Так, так, – повторил он. – Родился в 1902 году, в Никольске-Уссурийском. Мать – бестужевка, народный учитель. Отец – железнодорожный мастер, переведен в начале семнадцатого года начальником участка на Николаевскую железную дорогу. Родители умерли от тифа в девятнадцатом году. Вы получили неплохое образование, отличный стрелок, с детства увлекались охотой и восточными единоборствами. Кстати, кто вас этому обучал?

– Мой наставник, кореец Мен Хо Чан, перебрался с нами с Дальнего Востока. В двадцатом погиб во время штурма Перекопа, – сдержанно ответил я.

– Ну что же, товарищ Рукавишников, вы нам подходите. Юзеф Анзельмович характеризует вас как опытного чекиста, преданного делу нашей партии. Теперь о деле. Сейчас на Дальнем Востоке сложилась крайне тяжелая обстановка. Гражданская война в Китае входит в свою кульминационную фазу. Армия Гоминьдана под руководством Чан Кайши из союзника превратилась во врага Советского государства. Только что потоплено в крови восстание красной гвардии в Шанхае. Наши военные советники вынуждены покинуть территорию Китая. Наша разведывательная сеть разрушена. Постоянные провокации на КВЖД и прорывы вооруженных бело-китайских и белогвардейских банд на нашу территорию стали обыденным явлением. Я уже не говорю о контрабанде… – Трилиссер на секунду замолчал, с тоской посмотрел на весеннее солнце, проглядывающее сквозь щель тяжелых оконных занавесей, и закончил сухим тоном: – Со всеми подробностями вас ознакомит товарищ Щеглов. Свяжитесь с ним через моего секретаря.

Щеглова я знал еще по совместной службе в разведке Первой конной. В девятнадцатом году, когда умерли родители, я остался практически без средств к существованию, все накопления отца обратились в прах после национализации коммерческих банков. Золотые безделушки и большая часть денег ушла на лечение так и не справившихся с болезнью родителей. Затем тиф добрался и до меня. Придя с кладбища, я почувствовал себя дурно. Голова закружилась. От внезапно нахлынувшей слабости в глазах потемнело, и в следующую секунду я почувствовал резкую боль в затылке. Последнее что явственно помню, это склонившееся надо мной встревоженно-сосредоточенное лицо моего наставника Мен Хо Чана…

Болел я долго и, кажется, именно во время болезни психика моя претерпела заметные только мне изменения. Метался в горячечном бреду и передо мной возникали образы совершенно незнакомых мне людей, зачастую одетых в довольно странные одежды. Особенно часто досаждал интеллигентного вида пропойца с волосами, убранными в хвост ровно, как у гоголевского дьячка. О чем я беседовал с моими «посетителями», не помню. Только вот с момента выздоровления на меня временами «накатывало», и я подобно троянскому Гелену [2] Гелен – троянский царевич, обладавший даром предвидения. , иногда просто смотря на человека, мог видеть фрагменты его будущей жизни.

Первым, у кого я увидел смерть на челе, был мой наставник. Однажды, будучи еще очень слабым после болезни, я, принимая у него из рук чашку с водой, вдруг заметил, как пространство вокруг него как бы расплылось. Я увидел холодную осеннюю степь, раскисшую от дождей, конницу, несущуюся на закат багрового солнца, и внезапный огненный всплеск перед глазами…

На короткое время я даже потерял сознание, а когда зрение вновь сфокусировалось, то понял, что увидел смерть глазами своего учителя. Кстати, сегодня, пока товарищ Трилиссер о чем-то думал, смотря в свое витражное окно, мне было видение. Этого маленького человечка волокли по здешнему коридору два дюжих молодца в фуражках с красными околышами и двумя квадратами в петлицах [3] Сержанты ГБ. . А он, не в силах кричать, захлебывался кровавыми соплями и тихо икал от страха.

После моего выздоровления встал вопрос: как нам случайно не умереть с голоду? Надежд никаких. Мы не белоручки, но работы как-то никто не предлагал. Заняться откровенным грабежом на большой дороге мой учитель посчитал недостойным занятием. Надеясь получить протекцию у приятеля моего отца, мы с Мен Хо Чаном приехали в Питер, но Еремея Спиридоновича уже прислонили к стенке как белого террориста. Поразмыслив на голодный желудок, мы записались добровольцами в Красную армию, и здесь наши пути разошлись.