Дмитрий Коростелев: Последний Закат

Дмитрий Коростелев

Последний Закат

Рассказ

Окан размеренно парил высоко над землей, подставляя могучие крепкие крылья веселому, кричащему ветру и незабвенно наслаждался колючим воздухом, бьющим прямо в глаза, топорщущим яркие перья, превращая мысли и чувства в один, стремительно несущийся порыв, которому нет ни преград ни препятствий. Громадный диск солнца, багряный и пышущий жаром, словно крупный кусок угля, уже отгоревший, но тлея, дающий еще больше тепла, медленно уползал за горизонт. Мышцы под перьями напряглись, Окан чувствовал, как они играют, там под кожей, налитые дикой силой, первородной животной мощью. Все вокруг казалось таким мелким и незначительным, что в тот момент, когда где-то внизу громыхнуло, Окан даже не встрепнулся. Встрепенулся он чуть позже, когда правое крыло вдруг обожгла волна жарящей, саднящей боли. Это было так непривычно, что Окан даже на мгновение потерял орентацию, и выскользнул из обволакивающего потока ветра, пулей устремившись вниз. В груди клокотало, то бурлили ярость злость и... недоумение. Кто посмел тронуть могучего и непобедимого Окана? Кто осмелился?

С раннего детства, только вылупившись из яйца, еще не получив имени он осознал себя сильнейшим в племени. Это открытие поначалу поразило его, но свыкнуться с мыслью о своем превосходстве было просто. Через две недели после, когда у его собратьев только пробились первые перья, у молодого Окана уже было полностью сформировавшееся оперение, да такое красивое, что молодые самки, ищущие партнера бросали на него пылкие пытливые взоры. Окан поначалу смущался, но очень быстро привык и к этому. Первый любовный опыт у него случился уже через месяц, и конечно, все закончилось провалом, но Атага, не молодая уже самка восприняла это вполне сносно, дав сконфуженному Окану исправиться. И он исправился. Потом, спустя года Окан вспоминал Атагу с благодарностью. Его первая пассия не только научила его искусству любви, но и посвятила во многие, далекие от спаривания, житейские дела. Власть - это все, говорила она. Научись подчинять себе, и тебе будут подчиняться с радостью и благодарностью. Помни одно, слабые должны бояться, а сильные уважать.

И тогда твой жизненный путь будет ревущим и бурлящим, как река Токана, несущая свои воды далеко в низинной долине и давшая тебе часть имени. Окан хорошо усвоил этот урок.

С первых дней самостоятельной жизни он начал учиться самому главному выживанию. Спустя несколько месяцев, у Окана не было врагов как среди земных обитателей, так и среди равных себе. Горх, попытавшийся было оспорить право Окана на территорию, исчез, и через несколько дней был найден с порванной грудью на дне ущелья. С тех пор никто не мог составить Окану конкуренцию, а если кто и мог, то либо боялся, либо его попросту устраивало такое положение вещей.

Еще позже Окан наконец решил обзавестись законным потомством и обзавелся им с лихвой. В то время, как его сверстники только начали первые шаги на пути в совместную жизнь, он содержал уже четыре семьи, и собирался завести пятую. Да, природа поработала на славу, Окан был действительно лучшим. И он не боялся ни кого, ни обитателей воздуха, ни земных тварей, бывших по большей части жертвами. Исключения создавал лишь один вид уродливых обезьян.

Эти кошмарные животные чтобы скрыть свою голую, лишенную и шерсти и перьев кожу, одевали всевозможные лохмотья и тряпки, но это делало их еще более нелепыми и уродливыми. Как такие создания вообще могли появиться на свет? - неоднократно размышлял Окан. - Быть может, это всего лишь ошибка природы?

Наверное, он был прав, ибо существа эти, рожденные той же землей, что и Крылатые, были словно не от мира сего.

Вместо того, чтоб жить в гармонии с окружающим миром, они стали, будто черви забиваться в норы, ломая и круша все на своем пути.

Поначалу они делали это неуверенно, но потом все же вошли во вкус, и земля после их вмешательства стонала и тряслась в ужасной лихорадке.

Скрывая собственную беспомощность, они прикрывались порождениями рук своих - машинами, и делали это так искустно, что в скоре на всей земле не осталось живого существа, равного им по мощи. Исключением были лишь стихии, но если так пойдет и дальше, они поработят и их.

Крылатые тоже не сдаются, обезьяны называют их птицами, запирают в клетки, учат своей уродливой речи. Безумцы! Как можно навязывать свои недалекие мыслишки Крылатым! Впрочем, некоторые все же сдаются, и выполняют требование обезьян. Окану было стыдно за них, Крылатых, подчинившихся Земным.