Святослав Воеводин - Искушение Ярославны

Впереди на рыжем тонконогом жеребце ехал князь Ярослав Владимирович в красной шапке с меховой опушкой. Плащ на нем тоже был красный – отброшенный за спину, он развевался на ветру. Его сопровождали не меньше двух десятков всадников, среди которых угадывалась мальчишеская фигурка.

– Вячеслав, – определила Анна. – Совсем как взрослый едет.

Пыль, поднятая конскими копытами на пашне, стелилась по земле, подобно дыму от степного пожара. Отряд приближался очень быстро, отставали лишь телеги с охотничьей добычей, которые еще только-только показались из леса.

Подскакав к краю поля, Ярослав заставил коня прыгнуть через межу. Остальные попытались повторить его маневр, но очень скоро жерди были снесены, так что надобность в опасных прыжках отпала.

– Бежим! – выкрикнула Елизавета. – Нужно домой поспеть раньше отца. Ох и осерчает он, ежели прознает, где мы были!

С этим спорить Анна не стала. Кому-кому, а ей было известно, как страшен отец во гневе. Глаза превращаются в две щелочки, узкие ноздри раздуваются, длинные усы топорщатся, как у дикого камышового кота. Голос вкрадчивый, чуть гнусавый от сдерживаемых чувств. «Так, значит, Анна? Опять меня ослушалась? Ну-ка, придумай себе наказание сама, а если оно недостаточным окажется, то я тебе сразу три назначу».

– Бежим, – согласилась Анна, и с этой минуты окружающий мир как бы стерся и смазался, утратив четкие образы.

Почти не касаясь ступеней, девушки сбежали вниз, нырнули в лаз двумя мышками и выскочили с другой стороны. Поспешно продираясь сквозь кусты, обе изорвали одежду, но сейчас не до того было. Когда они добрались до базарных рядов, князь со свитой как раз проезжал мимо. Зазевавшихся беззлобно охаживали плетьми и теснили конями. Совсем немного времени прошло, и вот уже отряд скрылся в детинце, оставив после себя суматоху и побитые горшки.

Изнемогая от усталости, сестры пробежали мимо, а перед входом в княжеское подворье перешли на шаг, чтобы отдышаться и привести себя в порядок. Войдя в ворота, они увидели, что отец еще не покинул двор, а беседует с боярами и охотниками в ожидании отставших повозок, чтобы похвастаться добычей. Сестры затесались в толпу, надеясь не выдать себя раскрасневшимися лицами и изодранными юбками. Но отец лишь посмотрел на них бегло, когда они приблизились, чтобы поздороваться, и продолжил прерванный рассказ о том, как убил оленя одной стрелой со ста шагов.

– Пойдем отсюда, Лиза, – позвала Анна шепотом. – Не люблю на мертвых зверей смотреть. У них глаза еще долго живые…

Девушки успели дойти до красного крыльца, когда их остановил властный отцовский оклик:

– Лиза! Стой!

– Что, батюшка? – пролепетала обмершая Елизавета.

– Собирайся в путь-дорогу, – распорядился отец. – Послезавтра выезжаете.

– Ку… куда?

– Кукуда! – передразнил князь, наслаждаясь дружным хохотом свиты. – Замуж выходить, вот куда.

– Так до морозов еще далеко, батюшка…

– Некогда зимы ждать. Мне со скандами поскорее задружиться надобно. Если дороги развезет, переждете и дальше двинетесь. Даст бог, зима ранняя будет. Через месяц-другой свадьбу сыграете, а следующей осенью уже первенца родишь. Ну? Чего не радуешься, не благодаришь отца?

– Спасибо, батюшка.

Кланяясь, Елизавета постаралась нагнуться как можно ниже, а потом быстро отвернулась, чтобы не показать слезы, повисшие на дрожащих ресницах. Странное дело, но у Анны тоже глаза были на мокром месте, хотя это не ее выдавали за Гарольда Сурового.

Сестры уединились и долго плакали, обнявшись. Анна все искала слова утешения и не находила. Сказать разве, что однажды и ее тоже отдадут за нелюбимого? Но станет ли Елизавете от этого легче?

– Не плачь, Лиза, не плачь, – вот и все, что повторяла Анна снова и снова.

А сама при этом глотала горючие слезы.

Княгиня Ингигерда покинула этот мир в конце зимы, а весть дошла до Киева не раньше, чем отступили разливы вешних вод, дороги высохли и снесенные мосты навели снова.

Гонец спрыгнул со взмыленного коня и поспешил во дворец просить встречи с великим князем Ярославом Мудрым. Узнав от дворни об этом, Анна села перед дверью тронной палаты и стала ждать, когда позовут и скажут страшное. Предчувствие ее не обмануло.

Когда отец кликнул ее с Вячеславом и объявил о кончине матери, она не заплакала. Княгиня Ингигерда давно покинула Киев и близких. Надо полагать, новгородские монахини были ей милее родных дочерей. Когда гонец отдал Анне свиток с прощальным письмом княгини, она поначалу хотела его сжечь, не читая. Великая обида жила в ее душе все эти годы. Матушка предала ее, оставив на попечение отца, который за государственными делами и думать забыл о существовании младшей дочери. Анна чувствовала себя забытой, брошенной на произвол судьбы. Такие вещи не прощаются.