Мишель Зевако: Нострадамус

Мари удалилась, а он, сделав несколько шагов, остановился и, вздрогнув, произнес:

— Впрочем… Та женщина с седыми волосами прокляла меня… Она предсказала, что меня разорвут в клочья, как раздирает оленя свора собак… О господи! Надо сейчас же найти эту женщину! Стража! Пусть запрут ворота, пусть удвоят караулы!

Отдав приказ, важный сеньор двинулся к лестнице, ведущей в его комнаты.

Дом, где происходили все эти события, принадлежал главному превотальному судье. Этому самому сеньору, этому человеку, одно только имя которого вызывало проклятия со всех сторон. Мари, бедная Мари! Она была дочерью барона де Жерфо, сеньора де Круамара!

Войдя к себе и оказавшись в комнате, обставленной с поистине королевским великолепием, Круамар увидел свою дочь коленопреклоненной перед небольшим алтарем в молельне. Минуту он молча смотрел на девушку, потом, сжав кулаки, прошептал:

— Что станется с ней, если меня убьют? Та женщина кричала, что я буду проклят и в потомстве!

Он яростно тряхнул головой, подошел ближе к алтарю, тронул дочь за плечо. Мари поднялась с колен, такая бледная, что суровый сеньор разволновался:

— Что с вами, дочь моя?

— Отец, умоляю вас, никуда не выходите из дома трое суток! — попросила Мари, молитвенно сложив руки у груди. — Обещайте мне не выходить три дня!

— Что еще за капризы? Я слишком избаловал вас, Мари… Холил, лелеял… Правда, у меня больше нет никого на свете, кроме тебя, дочка… Да, только ты… и моя страсть к порядку в обществе… Но всю мою нежность я отдал одной тебе. Зато все мое отвращение, вся неприязнь — к тем, кто нарушает этот порядок: к еретикам, к колдунам…

— Батюшка, — снова взмолилась Мари с искаженным от ужаса лицом. — Батюшка, вам сегодня же нужно отказаться от ваших обязанностей главного судьи превотства!

Грозный барон расхохотался.

— Сегодня же! — повторил он, и зловещие огоньки блеснули в его глазах. — Отказаться! Да вы обезумели, дитя мое!

Мари по-прежнему дрожала, но эта дрожь уже и впрямь напоминала припадок.

— Отец! Отец! Если вы сегодня выйдете на улицу, вас растерзают, вас разорвут на куски!

Лицо Жерфо побагровело, потом кровь отлила от него, и судья стал смертельно бледным. Растерзают! Разорвут на куски! Слова той женщины, которая его прокляла!

— Отец! Отец! Я в этом уверена! — рыдала Мари, бросившись на колени перед бароном, как только что перед алтарем. — Женщина, которая мне об этом сказала, знает все! Она читает будущее как открытую книгу! Она никогда не ошибается!

На этот раз барон почувствовал, как ледяная струя ужаса пробежала по его позвоночнику. Но он не позволил себе поддаться страху. Его охватило холодное бешенство. Он наклонился к дочери. Взгляд его сверкал коварством.

— Ах так, — сказал он, — если женщина, которая тебе это сказала, и на самом деле знает все…

— Да-да, это так! — захлебываясь слезами, кричала Мари. — Она знает!

— Тогда совсем другое дело. Я подумаю о том, чтобы подать в отставку. И с сегодняшнего дня не выхожу из дома.

Мари, радостно вскрикнув, поднялась и обвила руками шею отца.

— Какое счастье, батюшка! Вы спасены!

— Да, — отвечал тот. — Но то, что ты сказала, очень серьезно. Мне нужно самому порасспросить эту женщину, да к тому же она заслуживает вознаграждения. Пожалуй, пошлю за ней даму Бертранду. Где она живет?

— Вот там! — подбежав к окну, показала Мари.

— Там? Вот в том доме на углу площади?

— Да, батюшка. Да, пожалуйста, вознаградите ее, ведь она спасла вам жизнь!

Реакция грозного барона на слова дочери оказалась неожиданной. Он оттолкнул дочь, которая от удивления и растерянности не могла вымолвить ни слова, выпрямился во весь свой могучий рост, большими шагами подошел к двери, распахнул ее и прокричал громовым голосом:

— Эй, пажи, мой шлем! Мою кирасу! Мой меч! Офицер, соберите двадцать крепких солдат: мы идем арестовывать женщину, обвиняемую в колдовстве. Пусть предупредят палача, чтобы он немедленно приготовил костер на Гревской площади. Я поймал ее! — проворчал он с ужасающим вздохом облегчения. — Она у меня в руках — эта старуха, которая осмелилась проклинать меня перед всеми! Что ж, посмотрим, буду ли я растерзан и разорван в клочья, как олень сворой собак!

Мари была потрясена, она едва не теряла сознание от ужаса, но, собрав последние силы, чтобы не упасть без чувств, подошла к отцу и сказала твердо:

— Сударь, вы этого не сделаете! Не вынуждайте меня стать предательницей, доносчицей! Меня — поставщицей живого товара для палача! Вы затеяли гнусное дело, отец. Сжальтесь хотя бы над собственной дочерью: подумайте о ее чести, о ее покое! Несчастная женщина! Она пожалела меня, она так старалась меня утешить! О боже, как чудовищно то, что вы задумали! Нет, это невозможно! Вы не сделаете этого! Вы…