Мишель Зевако - Капитан

Париж охвачен страхом. Порой по улицам с дикими криками проносятся какие-то шайки; в воздухе пахнет мятежом. Горожане начищают свои старые алебарды. Дворяне, вооруженные до зубов, держатся настороже. Герцог де Гиз устраивает заговоры. Принц Конде устраивает заговоры. Герцог Ангулемский устраивает заговоры. Люин рвется к власти. Ришелье рвется к власти. Трон шатается.

А в пустынном угрюмом Лувре затаился бедный маленький пятнадцатилетний король. Печальный, как и весь народ, Людовик XIII, подобно своим подданным, с содроганием спрашивает себя: «Кто станет повелителем Франции? Гиз? Конде? Ангулем? Кто из них водрузит стопу на мою голову?»

Однако короля, заговорщиков и народ объединяет ненависть к общему врагу: готовые вцепиться друг другу в глотку, все они видят перед собой блистательное чудовище – человека, который безраздельно царствует в Лувре, в Париже, в королевстве. И со всех губ срываются проклятия – молчат лишь уста королевы-матери Марии Медичи. Ибо во Франции властвует, распоряжается, издает указы, вершит расправу и вселяет ужас любовник королевы – всемогущий Кончино Кончини!

Утро 5 августа 1616 года… Особняк на улице Турнон, более всего похожий на королевскую крепость. Это – резиденция Кончино Кончини, губернатора Нормандии, маркиза д'Анкра, маршала Франции и первого министра Людовика XIII.

Кабинет для приемов, блистающий роскошью, украшенный лучшими творениями итальянского и французского искусства. А вот и сам Кончини!

Это мужчина среднего роста, великолепно сложенный и при этом необыкновенно изящный. На красивом лице сверкают хищные глаза. Весь облик его дышит дерзостной отвагой, присущей великим авантюристам.

Застыв в полупоклоне, слова маршала д'Анкра внимательно слушает какой-то человек. И пока за дверями кабинета, в приемной толпа просителей, уверенная, что в апартаментах Кончини решается дело государственной важности, оживленно гадает, каким пышным празднеством собирается властитель поразить парижан или каким новым налогом разорить их, маршал глухо говорит:

– Да, Ринальдо, ненависть… Ненависть к герцогу Ангулемскому переполняет мою душу! Все прочие – Гизы, Конде – опасности не представляют. А этот – страшный противник… Либо я убью его, либо он – меня. Ринальдо, я отдал бы десять лет жизни, чтобы Ангулем оказался в моих руках… чтобы я мог вырвать у него сердце, однако…

– Что такое, монсеньор? – ухмыльнулся наперсник.

– Однако даже ненависть к герцогу Ангулемскому отступает при голосе любви! – вскричал Кончини. – Мне нужна эта девушка, Ринальдо… – простонал маршал. – Я умру, если Жизель не будет моей…

– Терпение, монсеньор! Мы найдем ее, эту Жизель! – попытался успокоить своего господина Ринальдо.

– О, если бы я был уверен! – прошептал Кончини. – Ты получишь все, Ринальдо… серебро, золото, титулы, земли, если отыщешь ее! Кто она? Конечно, из знатной семьи, но из какой?

– Мы узнаем это, монсеньор, не сомневайтесь! – усмехнулся преданный слуга.

– Ах! – вздохнул Кончини, одновременно сжимая кулаки. – Только краем глаза удалось мне увидеть ее! Одно лишь имя удалось узнать! Жизель… Найди ее, приказываю тебе!

– Очень хорошо, монсеньор, – деловито произнес Ринальдо. – Подведем итоги. Для утоления вашей ненависти: выяснить, осмелится ли герцог Ангулемский вернуться в Париж, как говорят повсюду, и если это действительно так – расставить господину герцогу ловушку. Для утоления любви: отправиться на поиски нашей незнакомки, зная лишь одно – девушку зовут Жизелью…

– Найди ее, Ринальдо, и я сделаю тебя графом! – с жаром пообещал маршал д'Анкр.

– Монсеньор, можете считать, что она уже найдена – клянусь тем благородным титулом, что вы пожаловали мне!

С этими словами Ринальдо вышел из кабинета. Садясь на лошадь, он пробормотал про себя:

– Черт возьми! Готов поспорить на мой новенький дворянский титул, что именно эту девицу я видел вчера недалеко от Медона! Но надо удостовериться! Если радость Кончини окажется недолгой… уж я-то его хорошо знаю: он сделает меня графом Бастильским – и я заживо сгнию в своем графстве! Итак, в Медон!

Медон. За последним домом деревни начинается запущенный разросшийся парк. Возле решетки слуга держит в поводу уже оседланную каурую лошадь. Сюда направляется девушка в голубой бархатной амазонке; юная наездница опирается на руку дворянина лет сорока, с гордой осанкой, седеющими висками, но еще полного сил.