Елизавета Дворецкая - Венец Прямиславы

Ростислав не знал, кого ляхи выберут старшим, но он сам на месте этого старшего предпочел бы рискнуть и пуститься в погоню, чем возвращаться в Краков без добычи и без старшего королевского сына.

Самое умное для перемышльцев было бы уйти как можно быстрее и укрыться в ближайшем сторожевом городке – Добрыневе, а до него верст пятнадцать. Конная дружина преодолеет это расстояние легко, но пеших погорельцев из Вислоча, и без того измученных и еле бредущих, не заставишь идти быстрее. В крайнем случае люди могут рассеяться по лесам, и тогда какая-то часть из них, в конце концов, проберется к своим. А скот? Скотину они не бросят, потому что без нее не переживут зиму. А возможности князя Володаря помогать им тоже не бесконечны.

Бросить тех, кого только что спас, Ростислав не мог. Ведь если князья, поселив людей на таких беспокойных рубежах, не обеспечат им защиту, то смердов не удержишь здесь никакими силами. Не за ноги же их привязывать! И конные десятки Ростислава ехали шагом, как недавно ляхи, прикрывая отступление бредущих людей и скотины. Только он в отличие от Владислава позади дружины пустил пешими двух отроков, Рысенка и Тешилу, чтобы вовремя дали знать, если появится погоня.

Впереди послышался глухой стук топоров. Вот уже заблестела под солнцем Вислока. Бывшие пленники со стадом пошли бродом, а затем погнали коров вверх по откосу. Вдоль тропы лежало несколько срубленных деревьев: развесистые ели, корявые старые березы и молоденькие березки, окруженные облаком свежей зеленой листвы. Глянув на них, Ростислав подумал, что эти деревья похожи на женщин – сгорбленных старух и стройных юных красавиц, по нелепой случайности убитых в вечной порубежной войне…

Кто-то рядом шмыгнул носом. Ростислав опустил глаза: держась за его стремя, рядом с конем брела молодая женщина из Вислоча, неся на руках укутанного в ее же верхний платок грудного младенца. Словно почувствовав его взгляд, она подняла глаза. Чистое лицо молодой, лет шестнадцати, матери было заплакано, глаза опухли, губы потрескались. Эта юная свежесть вкупе с тяжким горем составляли такое острое, резкое, бьющее по сердцу сочетание, что Ростислав дрогнул.

– Убили моего мужа вчера, – сказала молодуха, увидев, что князь смотрит на нее. – Витко-гончар, двор наш сразу где церква, первый. Знаешь нас, княже?

Ростислав помедлил и кивнул, вспомнив гончара Витко.

– Убили перед двором, – продолжала женщина. – Налетели трое на одного… Уже когда ворота взяли… У них и копья, и брони, и все, а он в рубахе и только щит с топором успел схватить…

– Родные у тебя есть? – спросил Ростислав.

– Дядья на Волыни.

Ростислав снова кивнул. Где он возьмет ей нового мужа? А взять где-то надо, потому что одна она, вчерашняя девочка, не построит новую избу, не прокормит себя и младенца.

– Один у тебя? – Он показал на ребенка.

Тот уже проснулся и заплакал, и женщина стала качать его на ходу, потому что сесть и покормить было некогда.

– Один. Первый помер, этот вот держится, слава Живе.

Молодуха посмотрела на Ростислава: в глазах под опухшими от слез веками светилась бодрая надежда. Видно было, что молодуха бойкая, не плакса; растерялась, придавленная и ошеломленная свежим нежданным горем, но молодость берет свое. Ростислав в гневе стиснул зубы. Такая молодая, полная сил, ей еще жить и жить, детей рожать…

– Княже, едут! – закричал сзади Рысенок.

Мигом забыв про юную вдову, Ростислав обернулся, спешился и приложил ухо к земле. Слушать землю его научил один старик половец, пленник, много лет проживший среди челяди Володаря.

Земля ощутимо дрожала и гудела под сотнями лошадиных копыт. Их догонял довольно большой отряд. Ростислав так и рассчитывал, что ляхи соберут не меньше пяти-шести десятков. Но бояться было особо нечего: они успели добраться до Вислоки. И дело не в том, что здесь рубеж, а в том, что Звонята и Микулич даром времени не теряли.

Последние кони шагом поднялись на обрыв, а их всадники тут же бросили поводья и принялись укладывать приготовленные вдоль тропы деревья. Засека – самое надежное средство обороны в лесу: люди через нее перелезут, но лошади – никогда. А засека в сочетании с обрывистым крутым берегом превращается в такую крепость, которую можно весьма успешно оборонять.

Когда все свои оказались на обрыве, на гребне его тоже водрузили одно на другое несколько деревьев, так что по высоте они доставали человеку до груди. За деревьями встали отроки, образовав плотную стену щитов.