Владимир Прасолов - Золото Удерея

Семен замолчал, закурил. Федор видел, как остановились и потемнели его глаза. Как дрогнули пальцы и сжались губы. Очаг прогорел, и только уголья малиновым светом еще обозначали себя, еще отдавали свой жар.

— Поздно, давай спать. — Голос Семена звучал глухо.

Федор молча укрылся и закрыл глаза. Сон не шел, он слышал, как Семен ворочается и тоже не может уснуть.

«Да, — думал Федор, — живешь вот так, а рядом страшное творится! Людей, живых человеков, запросто убивают…»

Он еще долго не мог заснуть, не давали покоя мысли. Они клубились в голове, цеплялись одна за одну, выхватывая и перебирая в памяти рассказ Семена. Некоторые деревенские события и слухи, известные ему раньше, теперь находили свое объяснение. Так или иначе — многое ему становилось понятным. Когда сон овладел им, он улетел куда-то в синее бездонное небо, к сказочным облакам, и только утренний солнечный луч, пробравшись сквозь оконце, вернул его отдохнувшее и полное сил тело в этот мир. Мир, наполненный красотой природы и тяжким бременем людских отношений.

Первая мысль, что пришла Федору в голову при пробуждении, совершенно ясно и отчетливо: не Семен им был нужен, не за старые грехи его искали, не из боязни, что он знает об их злодеяниях и выдать может. Нет. Ладанка им нужна, тайна в ней сокрытая, покойным Лексеем сказанная, да Семеном не понятая. Видно, Лексей в бреду горячечном что-то такое бабке иль попу на исповеди сказал, а Семену уж не смог!

— Доброе утро, дядь Семен! — сгорая от нетерпения, осторожно тормошил старшего товарища Федор.

— Доброе, доброе! — ответил Семен, просыпаясь. — Чего ты?

— Хочу при свете ладанку посмотреть.

— От приспичило! Смотри…

Семен вынул и выставил на свет пластинку. Она заиграла на солнце гранями, излучая мягкий и приятный свет.

— Дак это и есть ящерка золотая! — восхищенно прошептал Федор.

— С чего ты взял? Почему ящерка? — удивился Семен, пытаясь понять и увидеть-то, что видел Федор.

— А узор-то, смотри на узор! Вот так, если на солнце повернуть, глянь — ящерка и есть.

Переливаясь и отражая свет солнечного луча, пластинка своей ребристой поверхностью как бы оживала, и действительно, как будто маленькая золотая ящерица шевелилась, извиваясь на поверхности пластинки.

— Ну ты даешь, Федор, я, сколько ее ни рассматривал, ничего не видел, а теперь вижу, прав ты. Только что это значит? Для чего Лексей мне отдал ее?

— Мы не знаем, а Никифоров, видно, знает. Он ее ищет, через то и беды все на твою голову, дядя Семен.

— Может, ты и прав, Федор! Надо же — углядел! — всматриваясь в золотистый узор, прошептал Семен. — Не зря нас Бог свел, не зря!

— Воры кругом! Хитники! До чего дошло?! Без всякого дозволенья, без контроля, моете на государевых землях золото! Хорошо устроились! На каторгу пойдете, в кандалы!

— Помилуйте, ваше благородие, ясак и все подати исправно собираются, и задержки нету с отправкой в казну, а золото, так бродяги по тайге шарятся, может, где и копают, так разве уследишь? Да и не прописано оное в бумагах, потому как спрос учинить? Выходят из тайги тайно, как хитника от промышленника отличить? — не поднимая глаз, отвечал сельский голова широко шагавшему из угла в угол кабинета приезжему начальнику.

Тот хмурил брови и, выпучив глаза, продолжал отчитывать, как по-заученному, не внимая доводам и ответам:

— Все, кончилось воровское времечко. Порядок наводить надобно! Порядок!

— Как скажете, как скажете, примем меры незамедлительно! Ваше высокоблагородие, а сейчас не угодно ли осмотреть казну — ясак и подати, все готово к отправке!

Коренной полагал, что при виде вязок соболей и прочей пушной рухляди сердце начальства смягчится и гнев уляжется.

— Что ты мне покажешь? Меха да рыбу, а золото, золото где?!

— Дак что сказать-то? — смешался волостной. — Откель у нас золото, говорю же, ежели кто его где и копает, так то дело тайное…

— Тайное, вот то-то и оно, что оно у вас тайное! От государя да губернской власти оно у вас тайное! А кабаки да лавки по всему тракту! Ямщики в Красноярске золотым песком за овес платят! А это у них откель?! Дурака ломаешь передо мной! В арестантскую захотел?

— Как прикажете, — опустил голову Коренной, переступая с ноги на ногу. Его лицо налилось кровью, руки нервно сжимали шапку. «Какая паскуда донесла!» — думал он.

Повисла тяжелая пауза.

— Ваше благородие! — справившись с собой, выдавил наконец из себя Коренной. — Ежли есть промашка в чем — оно без умысла…